Остров сокровищ

Прикинув, что я достаточно далеко зашел на юг, я пополз под прикрытием кустов наверх. Ветер постепенно стихал, вместо бриза теперь текло легкое воздушное течение, несущее с собой густой туман. В проливе между двумя островами была точно такая спокойная, гладкая, как зеркало вода, какой я увидел ее в первый день пребывания на острове. В этой глади отражался стоящий на якоре корабль.

Я залег в кустарнике и достал бинокль. Возле сторожевика я увидел "зодиак", в котором сидел Повар. Его я узнал бы и без бинокля. Он разговаривал с двумя подельниками, перегнувшимися через борт. Один — Израиль Абрамыч , а второй — тот самый в шапочке - Айварс -что пытался перелезть через стену крепости. О чем они разговаривали я не мог услышать, нас отделяло километра полтора. "Зодиак" отчалил, и, разгоняя носом волны, урча мотором, пошел к берегу.

Вода была настолько спокойная, что волна докатилась от катера до берега совершенно неизменной. Латыш вместе со своим товарищем скрылись внутри "Йолы".

Солнце садилось. Туман сгущался. Темнело быстро. Я понял, что если хочу найти челнок сегодня, то должен поторопиться. У меня в рюкзаке был фонарь, но в такой кромешной тьме его свет будет приглашением для всех -начиная от корсаров что начеку до какой нибудь хищной твари - если конечно Хелендасса не перебила их всех и они тут вообще были.

Красная скала была хорошо видна сквозь заросли, но находилась она довольно далеко, метров триста и путь к ней лежал через заросли местного жестколистого кустарника, и я потратил немало времени, чтобы до нее добраться. Часто я продирался сквозь кусты на четвереньках. Была уже почти ночь, когда я коснулся руками шершавых боков скалы. Под ней находилась небольшая ложбина, поросшая зеленым мохом. Эта ложбина была скрыта от взоров песчаными дюнами и кустарником и заканчивалась пещеркой.

И в ней я и увидел лодку. Если это можно так назвать!

Спасательное снаряжение корабля дроу представляло собой нечто вроде корзинки из обтянутых пластиком бамбуковых каркасин (пластиком инопланетники еще до знакомства с Землей не пренебрегают -спасибо къясцам).

Внутри я нашел очень низкую скамейку, упор для ног и весло с двумя лопастями. Сказать, что я был разочарован — значит не сказать ничего.

По-хорошему было бы вернуться в крепость, признав свое поражение. Но мне пришло в голову, что одессит, и татуированный латыш, вдали от начальства, и находясь в относительной безопасности, занимаются тем, чем обычно занимаются бандиты в свободное от грабежей и убийств время, а именно — хлещут водку. Стало быть, я смогу без труда их обезвредить и угнать "Йолу". Мой план был убийственно прост. Даже самоубийственно.

Я был так доволен этим планом, что ни капитану и Марии Игоревне не удалось бы заставить меня от него отказаться. Я задумал, пользуясь ночной темнотой, подплыть к «Йоле» и перерезать якорный канат. Пусть течение выбросит ее на берег где угодно.

А уже там… а там решать по ситуации.

Да и ночь для выполнения моего замысла выдалась на редкость удачной. Выжидая, когда окончательно стемнеет, я вскрыл пакет и съел концентрат и галеты запив водой. Наконец, когда тьма стала окончательной, я ухватился за буксировочный трос, и потащил ялик к морю.

Все вокруг заволокло густым туманом. Когда погасли последние дневные лучи, абсолютная тьма окутала остров. Среди полного мрака светились только два огонька: в первом, на берегу, я узнал большой костер, возле которого пьянствовали пираты; другой огонек - баковый иллюминатор "Йолы". Я видел только световое пятно озаренного им тумана.

***

Лодчонка, надо сказать, обладала посредственными ходовыми характеристиками. Дроусские изделия принято хвалить но вот данное порождение темноэльфийской инженерной мысли было не на высоте . Впрочем возможно дело в том что я не проходил нужных тренировок по выживанию какие входят в обучение эфирника.

Не будь отлива, я бы вообще не достиг корабля. Но, на счастье, течение подхватило ялик, и понесло его прямиком к "Йоле".

Сторожевик вначале вырос в тумане черным пятном, еще чернее, чем все окружающая его ночь. Потом я различил очертания корпуса, а через мгновение громада корабля нависла надо мной. Я еще успел схватиться за якорный канат.

Он был натянут, как струна — с такой силой судно пыталось сорваться с якоря, словно живое, словно чувствовало, что этот остров проклят, и свалить куда подальше в открытое море. Отлив бурлил шумел и пенился, словно горный поток.

Ногами я уцепился за увлекаемый течением ял, а руками — за канат понимал, что медлить нельзя ни секунды, и, собравшись с духом, выпустил свое суденышко.

Как назло, в этот момент налетел порыв ветра, и якорный канат ослаб, и я окунулся в воду с головой. Море оказалось на удивление холодным. Ялик гулко ударился о корпус "Йолы", и поплыл прочь, шкрябая по гоферовой обшивке.