— Первым делом. А он сказал: «Как ни раскладывай, из трех несчастных людей трех счастливых не сделаешь. Подумай, с кем ты будешь менее несчастна; а мужчины сами о себе позаботятся».
Юна-Вэл опустила голову, теребя перчатку. Пальцы у нее были длинные и изящные. Я вспомнил, какой сильной казалась ее рука, когда была одета в биопласт.
— Капитан Сильвер, вы непозволительно раскисли.
Она подняла влажные глаза.
— Не можешь предать Израэля — и хорошо, — продолжал я. — Вообще не понимаю, зачем все страдания: на твоем месте я выбрал бы именно его и успокоился.
Юна-Вэл разглядывала меня, словно услышала бог весть какое откровение.
— Джим, а почему… Прости глупое любопытство… Почему ты не говоришь: «Выбирай из двух третьего — Джима Хокинса?»
— Потому что я люблю тебя.
Лучше б я помолчал. Она разрыдалась — неудержимо, горько, задыхаясь и зажимая рот рукой. Я прижал ее к себе, мучаясь от невозможности укрыть, защитить, уберечь от боли, которая рвет ей сердце.
Юна утихла, но вздрагивала от подавленных, загнанных вглубь рыданий. Бедная моя. Сильная смелая Юна, измученная до последнего предела.
— Капитан Сильвер, возьмите себя в руки.
Она отстранилась, зачерпнула горсть снега, умылась и перчаткой обтерла лицо.
— Ты очень похож на Израэля.
— Я рад. — Я в самом деле был польщен.
— И на Александра, — добавила она.
На это я не нашелся, что ответить. Оглядел мутное темное небо, надеясь увидеть огни приближающегося глайдера — ведь было обещано, что скоро пожалует наш капитан с Мэем, Крисом Деллом и планет-стрелком. Небо было пусто, только снег летел.
— Пойдем; я распоряжусь насчет ужина. Правда, у нас кормят не так вкусно, как на «Испаньоле».
Она улыбнулась:
— Спасибо тебе.
Мы поднялись по ступеням. Прозрачная дверь открылась, изнутри дохнуло теплом. За стойкой администратора хохотала Шейла — Хэндс рассказывал ей что-то уморительное; поюн Александр бегал по стойке и что-то вынюхивал. Лисовин встретил Юну-Вэл настороженным взглядом и пошел ей навстречу.
Стоя на пороге, я оглянулся на море, на цепочку фонарей на берегу. Слева небо было светлее: там стояли соседние гостиницы, а еще дальше, не видимый отсюда, лежал Бристль. Под сердцем опять шевельнулась тревога и глухая тоска. Что-то я потерял, и нужно срочно искать…
Том поздоровался с Юной-Вэл и обратился ко мне:
— Я сказал девчонкам, чтоб накрыли ужин на десять проглотов. — Он подождал, когда Юна отойдет к Хэндсу и хохочущей Шейле. — Джим, друг?
— Угм.
Мое «угм» получилось неубедительным.
— Не переживай, — сказал Том мягко. Затем его прозрачные зеленоватые глаза потемнели. — Я спросил, отчего Рейнборо не прилетел. Хэндс говорит: Рей и мистер Эрроу готовят места, куда прятаться, если война с RF и начальством выйдет боком. А мы с тобой как? Тоже на войну?
— Ты — нет. У тебя Шейла.
У Тома печально опустились углы губ. Мне показалось, я вижу черно-рыжую маску с поникшими усами.
— Да, — проговорил он задумчиво, — Шейла. Поэтому с войны надо вернуться. О, смотри, — лисовин указал на еле различимые огоньки в небе.
— Это не наши.
Глайдер летел не от Жемчужной лагуны, а со стороны Бристля.
Неприятно екнуло сердце. Я попытался себя успокоить: нервы разгулялись. Мало ли народу летает над побережьем, где стоит десяток гостиниц. Конечно, сейчас не сезон, однако постояльцы есть. Особенно на выходные любят наезжать. До выходных — три дня…
Маленький двухместный глайдер приземлился в стороне, возле соседней гостиницы.
— Том, — осведомился я, — ты при станнере?
Лисовин хлопнул себя по карману: запасся.
— Знаешь, — сообщил он, — я давно подумываю, что нам стоит заиметь охрану. В «Старом виноделе» есть; чем мы хуже?
— Ничем.
От соседей к нам никто не шел. У стойки раздавался смех Юны-Вэл и писк изнемогавшей Шейлы — Хэндс усердно развлекал их обеих.
Том окликнул:
— Шел! Свяжись с Молли, спроси: кто к ним прибыл?
Шейла утерла выступившие от смеха слезы и обратилась к компу.
— Один человек зашел в бар, — передала она слова Молли. — Раньше здесь не бывал.
— Приглядывай тут, — попросил я Тома и отправился в ресторан.
Лисовин не оговорил отдельный зал, и девочки накрыли в общем. Ну и ладно. Я оглядел три составленных вместе столика под длинной скатертью, еще не зажженные свечи, цветы в горшочках, нарядные салфетки. Годится.
Из ресторана я прошел в левое крыло «Адмирала Бенбоу» и постучался к матери.
— Джим?
— Я.
— Входи.
На матери был элегантнейший черный костюм. Шиньон из срезанных ею в знак траура волос получился удачный — нипочем не заметишь, что это шиньон. Роскошь золотых колечек струилась до пояса, почти скрывая ее обнаженные плечи.
— Ну? У меня будет счастье иметь невестку, которая мне ровесница? — Мать скрестила руки на груди. — Видела я, как вы миловались. Одна радость — в ней росту больше, чем в Лайне. Может, она и умом побогаче?
За притворно-язвительным тоном угадывалась нежность. Мать готова была принять кого угодно, лишь бы мне по душе.
— Мама, сейчас прилетит капитан Смоллет. Я прошу тебя прийти на ужин в ресторан.
— А твоя красотка — ты намерен меня с ней знакомить?