Некоторое время эта достойная парочка хранила молчание. Молчал и Блад, считая, что ему пока не следует ничего добавлять к уже сказанному, так как сейчас это не принесёт плодов. Вместе с тем он всё же испытывал некоторое удовлетворение, видя, что ему удалось посеять рознь между компаньонами.
Когда же он наконец заговорил, нарушив нависшее в комнате угрюмое молчание, его слова, казалось, имели мало связи со всем предыдущим.
– Хотя вы, по-видимому, твёрдо решили продать меня испанцам, это ещё отнюдь не причина, чтобы я умирал тут у вас от жажды. В горле у меня пересохло, как в солончаковой пустыне, ей-богу.
И хотя мучившая его жажда служила для него лишь предлогом, чтобы достичь своей цели, тем не менее она была отнюдь не притворной, и надо сказать, что его тюремщики так же сильно от неё страдали. Воздух в этой комнате с запертыми наглухо дверями и окнами был нестерпимо удушлив. Сэм провёл рукой по влажному лбу и стряхнул капельки пота.
– Дьявол! Ну и жарища! – пробормотал он. – Мне тоже пить охота.
Каузак облизнул воспалённые губы.
– А здесь в доме нет ничего? – спросил он.
– Нету. Да тут до таверны два шага. – Сэм поднялся со стула. – Пойду принесу кувшин вина.
Душа Питера Блада снова взмыла ввысь на крыльях надежды. Произошло именно то, чего он добивался. Зная пристрастие этих подонков к бутылке, он рассчитывал, что разговор о жажде легко повлечёт за собой желание её удовлетворить, а это, в свою очередь, приведёт к тому, что один из них отправится за вином, и, если повезёт, это будет Сэм. А уж с Каузаком-то он договорится в два счёта –
в этом капитан Блад не сомневался.
И тут этот кретин Каузак проявил излишнее нетерпение и тем испортил всё дело. Он тоже вскочил на ноги.
– Кувшин вина! Вот это дело! – заорал он. – Давай ступай скорей! Я сам прямо помираю – так в глотке пересохло.
Голос его задрожал от волнения, и ухо Сэма сразу уловило эту нетерпеливую дрожь. Он приостановился, внимательно вгляделся в своего компаньона и как в открытой книге прочёл на лице этого мелкого жулика все его коварные намерения.
Губы его скривились в усмешке.
– Я что-то передумал, – медленно произнёс он, – Лучше уж ты ступай, а я здесь покараулю.
У Каузака отвалилась челюсть; он даже побледнел. И
капитан Блад уже в третий раз проклял в душе его непроходимую глупость.
– Ты что – не доверяешь мне? – проворчал Каузак.
– Да нет… Не то чтобы… – последовал уклончивый ответ. – Только уж лучше я останусь.
Тут Каузак и в самом деле рассвирепел:
– Ах, так! Да пошёл ты к дьяволу! Если ты мне не доверяешь, так я тебе тоже не доверяю.
– А тебе незачем мне доверять. Ты знаешь, что меня его посулы не соблазняют. Значит, мне его и сторожить.
Минуты две эти гнусные союзники молча сверлили друг друга взглядом и только сопели сердито. Затем Каузак угрюмо отвёл глаза в сторону, пожал плечами и отвернулся, словно поневоле признавая, что против доводов
Сэма не поспоришь. Он постоял ещё немного, прищурившись, о чём-то размышляя. И, как видно приняв внезапно какое-то решение, произнёс:
– Да ладно, пойду! – повернулся и быстро вышел из комнаты.
Когда дверь за французом захлопнулась, Сэм опустился на табурет. Блад прислушивался к быстро удаляющимся шагам, пока они не замерли вдали. И неожиданно громко расхохотался, заставив вздрогнуть своего стража.
Сэм подозрительно на него поглядел:
– Что это тебя так разбирает, капитан?
Блад, как мы знаем, предпочёл бы иметь дело с Каузаком. С тем он мог действовать наверняка. Добиться чегонибудь от Сэма представлялось маловероятным, ибо он явно боялся испанцев как огня. И тем не менее испробовать надо было всё, любую, самую ничтожную возможность.
– Меня забавляет твоя беспечность, – отвечал капитан
Блад. – Сторожить меня ты ему не доверил, а за вином отпустил…
– Так что ж за беда?
– А если он вернётся не один? – загадочно проронил капитан Блад.
– Чума на него! – вскричал Сэм. – Пусть он только попробует со мной такие шутки шутить, пристрелю, как собаку! Я с этими шутниками не церемонюсь.
– Тебе так и так нужно от него избавиться, Сэм. Это же мерзавец и предатель, мне ли его не знать. Ты ему стал сегодня поперёк дороги, и он тебе этого не забудет. Сам бы мог понять – ты же видишь, как он предал меня. Да только ты всё равно ничего не понимаешь. У тебя есть глаза, Сэм, но ты видишь не больше, чем слепой щенок. И голова у тебя вроде есть, но её вполне могла бы заменить и тыква, иначе ты не стал бы колебаться между испанцем и мной.
– А, ты опять про это!
– Да, разумеется. Предлагаю тебе четыреста тысяч и ручаюсь честью, что не буду помнить зла и мстить тебе.
Даже Каузак пытался тебе втолковать, что моему слову можно верить, – он-то не колебался принять моё предложение.
Питер Блад умолк. Бандит-охотник молча смотрел на него, размышляя. Лицо у него посерело от волнения, пот крупными каплями выступил на лбу.
– Четыреста тысяч, говоришь? – прохрипел он наконец.