Прикрикнув на Чарда, который громким рёвом выразил свой протест, Истерлинг внезапно заговорил почти вкрадчиво:
– Что скажет на это капитан Блад?
Капитан Блад ответил не сразу, он раздумывал. Затем пожал плечами.
– Что должен я сказать? Как вы сами понимаете, я не могу сказать ничего, пока не узнаю мнения своих товарищей. Мы возобновим наш разговор как-нибудь в другой раз, после того, как я выясню их намерения.
– Что за дьявольщина! – загремел Истерлинг. – Вы что, смеётесь, что ли? Разве вы не привели сюда своих офицеров? Разве они не могут говорить за всех ваших людей, так же как мои? Что мы здесь решим, то мои ребята и примут. Таков закон «берегового братства». Значит, я имею право ждать того же самого и от вас, объясните-ка ему это, мусью Жуанвиль.
Француз мрачно кивнул, и Истерлинг зарычал снова.
– Мы тут, чёрт побери, не дети малые. И собрались не в игрушки играть, а договариваться о деле, и вы уйдёте отсюда не раньше, чем мы договоримся, будь я проклят.
– Или не договоримся, как легко может случиться, –
спокойно проронил капитан Блад. Нетрудно было заметить, что всю его нерешительность уже как рукой сняло.
– Как это – не договоримся? Какого дьявола, что это ещё значит? – Истерлинг вскочил на ноги, всем своим видом изображая величайшую ярость, которая Питеру Бладу показалась несколько напускной – словно некий дополнительный штрих разыгравшейся здесь комедии.
– Я имею в виду самую простую вещь: мы можем и не договориться. – По-видимому, Блад решил, что пришло время заставить пиратов раскрыть свои карты. – Если мы с вами не придём к соглашению, что ж, значит, с этим покончено.
– Ого! Покончено, вот как? Нет, пусть меня повесят!
На этом не кончится, а, пожалуй, только начнётся.
– Это я и предполагал. Что же именно начнётся, не угодно ли вам будет пояснить, капитан Истерлинг?
– В самом деле, капитан! – вскричал Жуанвиль. – Что вы имеете в виду?
– Что я имею в виду? – Капитан Истерлинг воззрился на француза. Казалось, он был вне себя от бешенства. –
Что? – повторил он. – А вот что, послушайте, мусью. Этот докторишка Блад, этот беглый каторжник, хотел выпытать у меня тайну моргановского клада и нарочно притворился, будто решил войти со мной в долю. А теперь, когда всё выпытал, начинает, как видите, отвиливать, бьёт отбой.
Теперь уж он вроде как и не хочет входить с нами в долю.
Он хочет пойти на попятный. Мне думается, вам, мусью
Жуанвиль, должно быть ясно, почему он хочет пойти на попятный, и нетрудно догадаться, почему я не могу этого допустить.
– Какое жалкое измышление! – насмешливо произнёс
Блад. – Что за тайна мне открыта, помимо пустых россказней о каком-то где-то зарытом кладе?
– Нет, не «где-то», а вы знаете где. Я свалял дурака, всё вам открыл.
Блад искренне расхохотался, чем даже напугал своих товарищей, которые теперь уже ясно видели, что дело принимает для них худой оборот.
– Ну да, где-то на Дарьенском перешейке! Весьма точный адрес, клянусь честью! При наличии таких сведений мне остаётся только отправиться прямо на место и забрать клад себе! А что касается всего остального, то я прошу вас, мосье Жуанвиль, обратить внимание на то, что «отвиливать» здесь начал вовсе не я. Я ещё мог бы заключить сделку с капитаном Истерлингом, если бы, как было мною предложено с самого начала, нам гарантировали одну пятую добычи. Но теперь, после того как все мои подозрения подтвердились, я не намерен вести с ним никаких дел даже за половину всего его сокровища, если предположить, что оно действительно существует, чего я лично не допускаю.
При этих словах пираты, словно по команде, повскакали с мест, готовые к драке. Поднялся дикий шум, но Истерлинг, взмахнув рукой, заставил всех приумолкнуть. Когда шум стих, раздался тоненький голосок мосье Жуанвиля:
– Вы на редкость неблагоразумный человек, капитан
Блад.
– Всё может быть, всё может быть, – беспечно сказал
Блад. – Поживём – увидим. Последнее слово ещё не сказано.
– Ну, значит, пора его сказать, – возвестил Истерлинг; он внезапно стал зловеще спокоен. – Я хотел предупредить вас, что раз вам известен наш секрет, вы не уйдёте с этого судна, пока не подпишете соглашения. Но какие уж тут предупреждения, когда вы открыто показали нам свои намерения.
Не вставая из-за стола, капитан Блад поднял глаза на грузную фигуру капитана «Бонавентуры», стоявшего в угрожающей позе, и трое его помощников с «Синко Льягас»
заметили с недоумением и тревогой, что он улыбается.
Сначала он был необычайно нерешителен и робок, а теперь вёл себя так непринуждённо, так вызывающе! Понять его поведение было невозможно. Он молчал, и заговорил
Хагторп:
– Что вы хотите этим сказать, капитан Истерлинг? Каковы ваши намерения?
– А вот каковы: заковать всех вас в кандалы и бросить в трюм, где вы не сможете никому причинить вреда.
– Помилуй бог, сэр… – начал было Хагторп, но тут его прервал спокойный, ясный голос капитана Блада:
– И вы, мосье Жуанвиль, допустите такой произвол, не выразив со своей стороны протеста?
Жуанвиль развёл руками, выпятив нижнюю губу, и пожал плечами.
– Вы сами прямо напрашивались на это, капитан Блад.