Остров сокровищ. Романы. Рассказ

— Он не урод, сударыня, — спокойно сказал Ричард. — Я единственный горбун во всей армии; все остальные сложены хорошо… Леди и вы, милорд, — внезапно сказал он с преувеличенной любезностью, — не сочтите меня невежливым, если я покину вас. В военное время вождь не может распоряжаться своим временем.

И с изящным поклоном он удалился в сопровождении своей свиты.

— Увы, — вскричала Алисия, — я погибла!

— Вы его не знаете, — ответил лорд Фоксгэм. — Это пустяки, он тут же забыл ваши слова.

— В таком случае он цвет рыцарства! — сказала Алисия.

— Нет, просто он думает о другом, — ответил лорд Фоксгэм. — Однако не будем больше мешкать.

В церкви их ждал Дик в сопровождении нескольких молодых людей. Там его обвенчали с Джоанной. Когда, торжественно-счастливые, они вышли на мороз и на солнце, армия уже тянулась по дороге. Среди коней, двигающихся от аббатства, среди целого леса коней развевалось знамя герцога Глостера. За знаменем, окруженный закованными в сталь рыцарями, ехал честолюбивый, смелый, жестокосердый горбун навстречу своему короткому царствованию и вечному позору. Но свадебное шествие свернуло в другую сторону, и вскоре гости уселись за стол и предались своему веселью без разгула. Отец-эконом угощал гостей и сидел за столом вместе с ними. Хэмли, забыв о ревности, принялся ухаживать за Алисией, к полному ее удовольствию. Под пение труб, под лязг оружия, под топот лошадей уходившей армии Дик и Джоанна сидели рядом, любовно держась за руки, и со всевозрастающей нежностью глядели друг другу в глаза.

С тех пор грязь и кровь этой буйной эпохи текла в стороне от них. Вдали от тревог жили они в том зеленом лесу, где возникла их любовь.

А в деревушке Тэнстолл в довольстве и мире, быть может, излишне наслаждаясь элем и вином, проживали на пенсии два старика. Один из них всю жизнь был моряком и до конца своих дней продолжал оплакивать своего матроса Тома. Другой, человек бывалый и повидавший виды, под конец жизни сделался набожным и благочестиво скончался в соседнем аббатстве под именем брата Гонестуса. Так исполнилась заветная мечта Лоулесса: он умер монахом.

СТРАННАЯ ИСТОРИЯ ДОКТОРА ДЖЕКИЛА И МИСТЕРА ХАЙДА

Посвящается Катарине де Маттос

Храните нерушимость этих уз -

С ветрами, с вереском незыблем наш союз.

Вдали от родины мы знаем, что для нас

Цветет на севере душистый дрок сейчас.

История двери

Мистер Аттерсон, нотариус, чье суровое лицо никогда не освещала улыбка, был замкнутым человеком, немногословным и неловким в обществе, сухопарым, пыльным, скучным — и все-таки очень симпатичным. В кругу друзей, и особенно когда вино ему нравилось, в его глазах начинал теплиться огонек мягкой человечности, которая не находила доступа в его речь; зато она говорила не только в этих безмолвных средоточиях послеобеденного благодушия, но и в его делах, причем куда чаще и громче. Он был строг с собой: когда обедал в одиночестве, то, укрощая вожделение к тонким винам, пил джин и, горячо любя драматическое искусство, более двадцати лет не переступал порога театра. Однако к слабостям ближних он проявлял достохвальную снисходительность, порой с легкой завистью дивился буйному жизнелюбию, крывшемуся в их грехах, а когда для них наступал час расплаты, предпочитал помогать, а не порицать.

— Я склонен к каиновой ереси, — говаривал он со скрытой усмешкой. — Я не мешаю брату моему искать погибели, которая ему по вкусу.

А потому судьба часто судила ему быть последним порядочным знакомым многих опустившихся людей и последним добрым влиянием в их жизни. И когда они к нему приходили, он держался с ними точно так же, как прежде.

Без сомнения, мистеру Аттерсону это давалось легко, так как он всегда был весьма сдержан, и даже дружба его, казалось, проистекала все из той же вселенской благожелательности. Скромным натурам свойственно принимать свой дружеский круг уже готовым из рук случая; этому правилу следовал и наш нотариус. Он дружил либо с родственниками, либо с давними знакомыми; его привязанность, подобно плющу, питалась временем и ничего не говорила о достоинствах того, кому она принадлежала. Именно такого рода, вероятно, были и те узы дружбы, которые связывали нотариуса с его дальним родственником мистером Ричардом Энфилдом, известным лондонским бонвиваном. Немало людей ломало голову над тем, что эти двое находят друг в друге привлекательного и какие у них могут быть общие интересы. Те, кто встречался с ними во время их воскресных прогулок, рассказывали, что шли они молча, на лицах их была написана скука и при появлении общего знакомого оба как будто испытывали значительное облегчение. Тем не менее и тот и другой очень любили эти прогулки, считали их лучшим украшением всей недели и ради них не только жертвовали другими развлечениями, но и откладывали дела.