Остров сокровищ

Вид на остров был совсем другой, когда я на следующее утро вышел на палубу. Хотя ветер почти стих, мы все же продвинулись за ночь на значительное расстояние и легли теперь в дрейф в полумиле от восточного берега острова. Большая часть его поверхности была покрыта темным лесом, сероватый колорит которого прерывался временами полосами желтого песка или высокими соснами, стоявшими поодиночке или группами и поднимавшимися выше остального леса. Но общий тон красок был однообразный и мрачный. Холмы обнаженными утесами возвышались над лесом и отличались странной и оригинальной формой. «Подзорная труба» был выше других на триста или четыреста футов и имел особенно своеобразную форму, круто обрываясь почти со всех сторон; вершина его была срезана и походила на пьедестал для какой-нибудь статуи.

Солнце ярко сияло на небе, береговые птицы ныряли в воде и перекликались на разные голоса. Но, несмотря на веселую погоду, несмотря на то, что я скоро мог сойти на землю после такого долгого плавания, на сердце у меня было тяжело, и я с первого взгляда возненавидел саму мысль об Острове Сокровищ. Может быть, причиной этого был мрачный вид острова с его темным меланхоличным лесом, дикими каменистыми утесами и морским прибоем, который пенился и бурлил у берегов. Всему экипажу предстояла тяжелая работа, так как ветер стих и пришлось на шлюпках тянуть шхуну на протяжении трех или четырех миль, чтобы обогнуть остров и по узкому проходу добраться до гавани позади Острова Скелета. Я по собственному желанию сел в одну из шлюпок, не исполняя в ней никаких обязанностей. Жара была невыносимая, и матросы ворчали и бранились, проклиная свою тяжелую работу. Андерсон, командовавший в лодке, где я сидел, бранился больше других, вместо того, чтобы поддерживать среди матросов дисциплину.

— Ну, да ладно, — сказал он, наконец, прибавив ругательство, — не век же будет так продолжаться! Будет и на нашей улице праздник!

Я принял эти слова за плохой знак, так как до сих пор матросы всегда охотно и бодро исполняли свои обязанности. По-видимому, сам вид острова ослабил дисциплину среди команды.

Во время всего этого пути Долговязый Джон стоял около рулевого и руководил его движениями. Этот узкий проход, по которому надо было вести судно, он знал как свои пять пальцев; и хотя человек, исследовавший глубину моря лотом, находил везде большую глубину, чем было показано на карте, Джон ничуть не смущался этим.

— Этот узкий проход — дело морского прилива! — сказал Джон. — Он вырыл его точно лопатами!

Мы остановились как раз на том месте, где на карте стоял якорь, на расстоянии приблизительно трети мили от главного острова и от Острова Скелета. Дно состояло из чистого песка. Шум от падения якоря вспугнул целые тучи птиц, которые с криком закружились над лесом. Но через минуту или даже меньше они снова опустились на деревья, и опять все затихло кругом. Маленький рейд, на котором мы стояли, был со всех сторон окружен лесом, и деревья спускались к самой воде. Само прибрежье было низкое, а дальше поднимались амфитеатром вершины холмов. Две крошечные речки, или лучше сказать — два ручейка впадали в это небольшое пространство воды, которое можно было бы назвать прудом, и около которого растительность имела особенно яркий цвет. С корабля не видно было хижины и частокола, скрывавшихся среди деревьев, и если бы у нас не было в руках карты, мы могли бы подумать, что еще никто не бросал якоря около этого острова с тех пор, как он показался на поверхности моря. Кругом была мертвая тишина: ни дуновения ветерка, ни звука не слышно было в этом тихом, точно притаившемся уголке, и только на расстоянии полумили бурлил морской прибой, разбиваясь о скалистый берег. Воздух был какой-то застоявшийся; пахло лежалыми листьями и сгнившими стволами деревьев. Я заметил, что доктор втянул в себя воздух и поморщился, как от запаха гнилого яйца.

— Не знаю, есть ли тут клад, — сказал он, — но поручусь чем угодно, что здесь наверняка есть лихорадка!

Настроение матросов, уже тревожное на лодках, приняло прямо угрожающий характер, когда они снова очутились на корабле. Они разгуливали по палубе, собираясь в кучки и разговаривая. Самое невинное приказание встречалось мрачными взорами и исполнялось нехотя и небрежно. Даже мирные матросы точно заразились общим враждебным настроением. Было ясно, что бунт висел над нами, точно грозовая туча.