Не мы одни предчувствовали надвигавшуюся опасность. Долговязый Джон энергично действовал, переходя от одной группы матросов к другой, подавая им советы, успокаивая их и сам служа лучшим примером порядка и довольства. Он распинался за других, выражая всем своим существом доброжелательство и любезность и расточая улыбки направо и налево. При малейшем приказании он являлся на своем костыле в одну секунду со своим неизменным: «Будет исполнено, сэр!» А когда нечего уже было делать, он затягивал песню и пел их одну за другой, точно для того, чтобы замаскировать общее недовольство. Из всех зловещих признаков этого тяжелого дня, беспокойство со стороны Долговязого Джона показалось нам самым знаменательным и опасным.
— Сэр, — сказал капитан на совещании, которое мы устроили в каюте, — я рискую первым неосторожным приказанием вызвать общий бунт. Вы слышите, что здесь происходит? Мне уже грубо отвечают. Если я отвечу тем же, произойдет взрыв. Если же я не обращу на это внимания, то Сильвер догадается, что тут что-то не так, и наша игра проиграна. Теперь только один человек мог бы усмирить матросов!
— Кто же это? — спросил сквайр.
— Сам Сильвер, сэр! — отвечал капитан. — В его интересах так же, как и в наших, потушить начинающийся пожар. Пока это еще только легкая вспышка и ему нетрудно будет успокоить волнующихся матросов, если только обстоятельства будут благоприятны. Вот я и предлагаю доставить ему эти благоприятные обстоятельства и тем облегчить работу. Дадим позволение матросам провести послеобеденное время на берегу. Если они все выйдут на берег, тогда корабль будет в нашем полном распоряжении; если никто не пойдет, — ну что ж, тогда мы запремся в каюте и возложим все надежды на то, что Бог постоит за правых. Если уедут только некоторые, то могу уверить вас, что Сильвер доставит их потом на корабль кроткими как овечки.
Решено было так и поступить. Всем надежным людям розданы были заряженные пистолеты. Гунтера, Джойса и Редрута посвятили в нашу тайну, но они не были особенно поражены тем, что им сообщили. Затем капитан отправился на палубу и обратился к команде с такими словами:
— Друзья мои, день был жаркий, и мы все порядком устали от тяжелых работ. Прогулка по берегу ни для кого не была бы лишней, к тому же и лодки еще спущены. Кто пожелает, может отправиться на берег. За полчаса до заката солнца я выстрелом дам знать о возвращении назад.
Вероятно, глупые матросы думали, что найдут клад сейчас же, как только ступят на землю. По крайней мере, лица их сразу прояснились, и раздалось оглушительное «ура», разбудившее эхо на далеком холме и всполошившее птиц, которые стали с криком кружиться над гаванью.
Капитан был настолько догадлив, что моментально скрылся, предоставив Сильверу набирать партию охотников съехать на берег; и я думаю, что лучше этого он не мог ничего сделать. Если бы он остался на палубе, ему поневоле пришлось бы считаться с очень нелестным для него положением. Было ясно как день, что настоящим капитаном был Сильвер, но что команда у него была не из сговорчивых. Порядочные матросы, а я скоро убедился, что такие были на корабле, оказались особенно недогадливы. Вернее, дело было в том, что все, более или менее, заразились примером зачинщиков бунта, но некоторых, более честных, нелегко было подвинуть на более серьезный шаг: ведь от лентяйничанья и дерзостей еще далеко до убийства нескольких невинных людей.
Наконец, однако, партия составилась. Шесть человек должны были остаться на корабле, а остальные тринадцать, в том числе и Сильвер, начали переправляться на берег. Вдруг мне в голову пришла безумная мысль, которая, впрочем, впоследствии много послужила нашему спасению. Я рассуждал так: если Сильвер оставил на судне шесть человек, то ясно, что наша партия не могла завладеть кораблем и отстаивать его против остальных; с другой стороны, так как их было только шестеро, наша партия не нуждалась в моем присутствии. И вот мне захотелось тоже съехать на остров. В одно мгновение спустился я с борта в ближайшую лодку и забился в носовую ее часть. В ту же секунду она отчалила от корабля.
Никто не заметил меня, кроме гребца, который сидел на носу лодки.
— Это ты, Джим? — спросил он. — Держи голову ниже!
Сильвер, сидевший в другой лодке, внимательно всмотрелся в нашу и окликнул меня, чтобы убедиться, что это действительно я. В эту минуту я сильно пожалел о том, что сделал такую неосторожность.
Матросы старались перегнать друг друга, торопясь к берегу. Но та лодка, в которой сидел я, была легче и имела лучших гребцов, а потому далеко опередила другую. Когда она врезалась в берег между деревьями, я ухватился за ветку, выскочил на землю и скрылся в ближайшей лесной чаще в то время, как Сильвер и остальные матросы остались ярдов на сто позади.
— Джим, Джим! — кричал мне вслед Сильвер, но я, конечно, не оглянулся на его зов. Перепрыгивая через препятствия, ныряя в траве и ломая ветки, я бежал все дальше и дальше, пока не выбился из сил.
ГЛАВА XIV
Первый удар