Американские военные рассуждали примерно так: мы не можем освободить Кубу - но в наших силах превратить ее в выжженную пустыню...
Впрочем, выжженной пустыней Куба не стала.
3 февраля 1942 года американцы неожиданно прекратили бомбардировки острова.
А два дня спустя в радиоэфир вышел беглый кубинский диктатор, президент Батиста, и призвал кубинцев начать освободительную борьбу с немецкими оккупантами. Батиста никогда не отличался красноречием, но тут в нем неожиданно проснулся народный трибун. "Вспомните заветы Хосе Марти - вещал Батиста, - и все, как один, поднимайтесь на борьбу. На священную борьбу за свободу. Бейте немцев так же, как наши отцы полвека назад били испанских колонизаторов. Бейте немцев, как бьют их сейчас ваши братья в Европе и России. Бейте немцев, потому что им не место на Кубе. Куба была и будет свободной!"
Затем выступил генерал Маккинтош и заявил, что Гуантанамо остался последним островком свободы на кубинской территории. И призвал превратить всю Кубу в Остров Свободы.
А через несколько дней по Гаване поползли слухи, что в горах Сьерра-Маэстры, что на востоке страны, в провинции Ориенте, недалеко от мятежного Гуантанамо, высадился десант кубинских патриотов, который возглавил сам Батиста...
Правда, никто не мог уверенно сказать, насколько соответствуют действительности эти слухи, так как сразу же после выступления по радио Батисты Рейнхард Гейдрих, назначенный военным комендантом Гаваны, издал приказ, обязывающий население в добровольном порядке сдать немецким властям все имеющиеся в их распоряжении радиоприемники. Отказ от выполнения приказа карался расстрелом. Вначале кубинцы не поверили - радиоприемники не отбирали даже в самые мрачные времена диктатуры Мачадо, когда людей бросали в застенки за один лишь косой взгляд, случайно брошенный в сторону полицейского. Но когда через несколько дней в Гавану прибыл батальон СС, сразу стало понятно, что шутки кончились.
Высокие белокурые парни в черной форме со скрещенными костями и черепом на погонах методично прочесывали городские кварталы - вернее, развалины, оставшиеся после двухнедельных северо-американских бомбардировок, врывались в уцелевшие дома... И если находили не сданный радиоприемник, тут же, на пороге собственного дома, расстреливали ослушавшихся.
И кубинцы поняли, что шутки кончились. Особенно когда прошел слух, очень похожий на правду, что в крепости Эль-Морро были расстреляны три сотни гаванцев, которых новые немецкие власти посчитали евреями.
Тела убитых были сброшены в море.
Жители Гаваны поняли, что бывают вещи пострашнее массированных бомбардировок. И с надеждой стали смотреть на север, где в хорошую солнечную погоду можно было разглядеть покрытые легкой дымкой очертания северо-американских берегов. Берегов, откуда могла прийти свобода...
Но до прихода свободы было еще очень и очень далеко, потому что по Карибскому морю курсировали немецкие подлодки и надводные корабли, перекрывая все пути с Кубы и на Кубу.
Германия и ее союзники готовились к морской блокаде Соединенных Штатов...
Так что свобода, о которой говорил не только Батиста, казалась еще очень и очень далекой. Почти невозможной...
Она, свобода, стала еще дальше, когда 22 апреля 1942 года немецкий десант высадился во Флориде.
Началось немецкое вторжение в США...
5.
Вечерами Фидель частенько прогуливался по Прадо, так же неспешно заходил в переулки, едва освещенные ленивым светом желтых фонарей. Иногда он останавливался посреди улицы, рискуя привлечь внимание - прислушивался к ритмичному дыханию вечернего города. До самого комендантского часа улицы Гаваны были многолюдны. С утра до вечера работали салоны синематографа - правда, там крутили исключительно выспренные германские киноленты, - бары и рестораны, стриптиз-клубы и дома свиданий. Однако Фидель помнил и другую Гавану - пустую, разрушенную, затаившуюся в тревожном ожидании. Таким город был всего полгода назад. Теперь же Гавана казалась прежней - словно и не было немецкого вторжения, американских бомбардировок и последующего восстановления "образцового немецкого порядка". Порой Фиделю начинало казаться, что с приходом в Гавану немцев в городе ничего не изменилось, потому что горожане предпочли забыть прошлое, как жуткий кошмарный сон, так что Марта была права, когда говорила, что обыватели постепенно приспособятся к новой власти, смирятся с неизбежностью оккупации. Привыкли же к гордо вышагивающим немецким патрулям, которые теперь воспринимаются как непременная часть городского пейзажа. Привыкли к тому, что два раза в неделю гестапо устраивало облавы. Привыкли к комендантскому часу, нарушение режима которого чаще всего каралось расстрелом на месте...