Остров Свободы

- Готов... - не задумываясь, ответил Фидель. Он чувствовал себя так, словно нырнул в морскую пучину с обрывистого берега, и теперь камнем уходил на дно. Фидель хорошо плавал, но сейчас ему было  страшно, он всерьез боялся, что морская пучина проглотит  его, и в тоже время в его душе жила  твердая уверенность, что море, такое чистое, ласковое и нежное,  не причинит его зла,  отпустит на берег, как только ему захочется вернуться. Все-таки, принимая давно созревшее в его душе решение не просто жить, а участвовать в борьбе с оккупантами,  Фидель  еще не до конца осознал, что, связывая  свою жизнь с такими же борцами за свободу, он тем самым лишает себя возможности отступить назад, выбраться из бурного моря на привычный берег. Фидель понимал, что может умереть - но он не верил в возможность близкой смерти, и громкие слова о готовности отдать свою жизнь за свободу Кубы были для него пока лишь словами, не наполненными глубоким смыслом. Фидель хотел бороться с врагом - но беспокойные мысли о возможной смерти проходили по краю его сознания, почти не задевая его.

...Фидель сидел чуть в стороне, у стены, всеми клеточками своего ждущего новой жизни тела впитывая разговор, который вели между собой подпольщики. Настоящие подпольщики, борцы с ненавистными гансанос! И эти люди, вне всяких сомнений,  единомышленники, горячо спорили между собой, наверняка не в первый раз,  о том, что будет со страной после того,  как кубинцы прогонят немцев.

- Неужели мы хотим вернуть на Кубу этого холуя янки? - рокотал бас, принадлежавший  высокому парню с черными усиками. Он вскочил из-за стола, возбужденно размахивая руками.

Фидель сразу понял, что речь шла о Батисте. Батисту Фидель не любил. Как и его отец, он считал его безвольной марионеткой янки. Однако не решился высказать своего мнения. Во-первых, он был здесь новичком, а во-вторых, Батиста считался законным президентом Кубы, который находился в изгнании.

-  Батиста - законный президент страны, другого у нас нет. А янки - наши единственные союзники по борьбе, - ответил Эрнесто. Он тоже стоял у стола, опустив ладони на резную спинку стула.

- Хороши союзнички... Разбомбили пол-Гаваны, - подала голос одна из девушек, высокая стройная мулатка, в ярко-красной мужской рубахе навыпуск.

- У них не было другого выхода, - вздохнул Эрнесто.

- Тебе легко говорить, ты не кубинец, - упрекнул Эрнесто парень с усиками. - Ты аргентинец...

Фидель видел, как Эрнесто молча стиснул зубы - похоже, ему нечего было возразить. Однако ему на помощь пришла вторая девушка, белозубая пышнотелая негритянка лет восемнадцати.

- Ну и что из того, что он аргентинец? - проговорила она. - Быть аргентинцем не преступление. Не все же аргентинцы продались Гитлеру!

- Я говорю о другом, - возразил усатый. - Ты, Че, только не обижайся, но...

- Говори! - мягко, но властно потребовал Эрнесто, видя, что усатый замялся.

- Ты не кубинец, поэтому не можешь воспринимать боль Кубы так, как ее воспринимаем мы....

- Возможно, ты и прав, Энрике, но я так же, как и ты, ненавижу гансанос...

- А чем, все-таки, янки лучше Гитлера? - подал голос невысокий белобрысый паренек, больше похожий на скандинава, чем на кубинца,  который сидел на стуле в углу с какой-то увесистой книгой в руке - судя по всему, энциклопедией.

- Янки не убивают евреев, - ответил Эрнесто.

- Я мне лично глубоко наплевать на евреев, -  закричал усатый, снова вскакивая из-за стола. - Я кубинец, и хочу, чтобы моя страна была свободной. Свободной от всех - и от немцев, и от янки, и даже от евреев, если они приплывут сюда и захотят нас покорить. Куба - для кубинцев! Мы должны быть хозяевами острова!

- А вот тут ты не прав, Энрике, - возразил Эрнесто. - Нельзя быть счастливым, если кто-то рядом с тобой несчастен. Но даже если ты несчастлив, то всегда найдется тот, кто гораздо несчастнее тебя.

- Ты о чем? - удивленно вскинул брови усатый.

- О тех, кому хуже, чем нам, - сказал Эрнесто. - О тех же евреях, которых фашисты уничтожают в лагерях смерти по всей Европе...

- Европа далеко, - возразил Энрике.

- Ты ошибаешься, - ответил Эрнесто. - Европа вместе с нами. И мы - вместе с Европой. Вместе с Россией. Вместе с Америкой. Вместе со всеми, кто сейчас страдает под железным сапогом Третьего рейха. Вместе со всеми, кто борется сейчас с гитлеровским нашествием. Вместе с теми, кто гибнет в лагерях смерти...

- Ты слишком красиво говоришь, - скривился усатый. Похоже, здесь он был главным возмутителем спокойствия,  и, несомненно, хотел занять место лидера.

- Я не только говорю,  но и делаю, - сказал Эрнесто. - И никто из вас не может меня ни в чем упрекнуть...

Фидель внимательно  слушал перепалку своих новых товарищей, думая о том, как же могло случиться, что столь разные люди собрались вместе, ругаются, споря до хрипоты, и вместе с тем ведут общую борьбу. Борьбу за свободу...