Остров Свободы

Неожиданно, словно подтверждая мысли Фиделя,  со скрипом отворилась дверь,  в темноту стремительно ворвался сноп яркого света.

Фидель зажмурился.

В комнату ввалились солдаты, бросились к Фиделю, схватили за руки и куда-то поволокли. Именно поволокли - идти, как выяснилось,  сам он не мог, ноги отчего-то не держали его. Если бы солдаты отпустили Фиделя, он бы рухнул, как куль с сахарным тростником.

Волокли его недолго - вверх по лестнице.

Затем ввели в какое-то не очень большое помещение. На этот раз с окном. У окна Фидель успел заметить  массивное бюро из красного дерева. За бюро восседал щеголеватый немец. Форма была новая, с иголочки, явно недавно полученная на интендантском складе. 

Немец что-то отрывисто скомандовал, и Фиделя отпустили. То есть усадили на прикрученную к полу табуретку. Двое солдат с автоматами остались стоять по бокам, как почетный караул.

Офицер поднял глаза от бумаг и уставился на Фиделя.  Таким взглядом Фидель обычно смотрел на тараканов.

С минуту посмотрев на Фиделя, который чувствовал себя сейчас не просто тараканом, а тараканом, которого насадили на иголку и сейчас будут препарировать, немец бросил на корявом испанском:

- Имя. Фамилия. Где взял листовки.

Фидель решил молчать. Потому что отпираться бессмысленно - его поймали с поличным.

Да и что он мог сказать? Он не встречался ни с кем из организации, кроме Марты. А Марта... Он вспомнил ее руки и губы, и ему не хотелось верить, что они уже никогда не будут вместе. Потому что из гестапо живыми не возвращаются. Тем не менее в глубине души  Фиделя жила странная надежда, что все обойдется. Ведь если мир, в котором он живет, не реальный, то нереальна не только жизнь, но и смерть...

- Развяжите ему язык! - гаркнул немец на своем лающем языке, но Фидель  его прекрасно понял. И содрогнулся: он знал,  что в гестапо умеют развязывать языки...

Один из конвоиров хлестким ударом в челюсть свалил Фиделя на пол, и оба конвоира с наслаждением стали избивать его ногами. Фидель инстинктивно попытался принять удобное положение, чтобы защитить лицо и пах. Но быстрый удар ногой под дых заставил Фиделя раскрыться, и кованый сапог палача угодил между ног.

Сказать, что боль была адской - значит, ничего не сказать...

-Хватит, - откуда-то издалека, наверное, действительно из другого мира, донеслись до Фиделя слова немца. - Мальчик все понял, он сейчас нам обо всем расскажет. Поднимите его!

Фиделя подняли, придерживая под локти. Но ему не хотелось стоять. В избитом теле оставалось только одно желание - лечь на пол и больше уже больше не вставать.

- Кто давать тебе листовки против нас? - повторил немец на ломаном испанском.

- Не знаю, - прошептал Фидель,  облизывая языком разбитые губы.

- Хорошо, - кивнул немец. - Мальчик не хочет говорить. Мальчик у нас герой. Мальчик хочет умереть героем. А я думал, что только русские мечтают умереть героями. Но русские попали под влияние своих комиссаров и евреев,  и поэтому хотят быть героями. У вас на Кубе  нет комиссаров и евреев, так зачем же упорствовать? Зачем умирать? Зачем умирать в таком юном возрасте? Расскажи мне, откуда у тебя эти листовки, - немец поднял со стола листок бумаги, в котором Фидель  без труда узнал листовку,  - и тебя отпустят...

- Не знаю, - прошептал Фидель непослушными губами.

- Хорошо, - кивнул немец. - Ты все-таки хочешь умереть героем.  Посмотрим! -  и что-то рявкнул по-немецки. Тот час дверь открылась, и  в комнату еще кого-то ввели.

Фидель повернул непослушную голову. И его словно снова ударили под дых: это была Марта...

Избитая, окровавленная, она бессильно висела на руках солдат.

- Ты знаешь эта женщина? - спросил немец.

- Нет, - поспешно ответил Фидель.

- А ты знаешь этот мальчик? - этот вопрос относился уже к Марте.

Он вышел из-за бюро, подошел к Марте  и наконечником трости, сделанной из слоновой кости и отполированной,  поднял подбородок женщины.

- Знаю, - ответила она, и у Фиделя упало сердце: неужели она его выдаст? - Мы вместе спали...

-Так кто из вас говорить правда? - набалдашник трости уперся в нос Фиделя. Он понял, что сейчас его ударят и сжался.

После такого удара от его носа ничего не останется...

Офицер развернулся, словно собрался идти обратно к столу, и вдруг резко вскинув трость, ударил. Но ни Фиделя, а Марту.  Тростью. По лицу.

Из рассеченной скулы полилась кровь.

Но у Марты, избитой, искалеченной хватило сил  поднять  голову и с ненавистью в глазах застыть, как изваяние,  перед офицером. 

- Скажи, грязная кубинская шлюха, где ты взяла это? - офицер затряс перед лицом Марты пачкой листовок.

- Я не знаю, о чем вы,  синьор офицер, - проговорила Марта.  -  Я не знаю, за что вы меня бьете...

- Ты спала с этим мальчишкой, так?

Марта кивнула.

- И давала ему листовки?

- Если так, - Марта нашла в себе силы улыбнуться, - тогда я снабжала листовками всех немецких офицеров, с которыми спала... вы и сами частенько засыпали, утомленный...