Остров тайн

Покончив с грустной и тягостной церемонией, я взялся за тщательные поиски чего-нибудь, что помогло бы установить личности погибших, но так ничего и не нашел. Через два дня, выяснив, что именно было в разбитой колбе, я снова вернулся в дом и, соблюдая крайнюю осторожность, дабы не пасть бессмысленной жертвой нелепой случайности, начал осмотр лабораторий. Еще в первый раз меня несколько удивило, что все бактериальные культуры, даже достаточно хорошо известные и уже имеющие свои определенные названия, здесь обозначались условно, с помощью буквы и числа. Теперь же я установил, что известных науке возбудителей опаснейших инфекционных заболеваний в лаборатории было ничтожное количество — подавляющее большинство сосудов хранило в себе посевы бактерий, дотоле не известных. Это открытие меня ошеломило: получалось, что целью ученых являлось выведение новых видов и рас бактерий! Смутное подозрение, которому тщетно противился разум, овладело мною. Я углубился в рабочие записи, протоколы исследований, теоретические разработки, стараясь отыскать доказательства не обоснованности моего ужасного предположения. Однако подобных доказательств я не нашел, — напротив, все свидетельствовало в пользу справедливости моих выводов: микробы чумы, вибрионы холеры и прочее являлись для исследователей лишь исходным материалом. Экспериментаторы добивались наследственно закрепленного изменения свойств микроорганизмов, повышая их токсичность, прогрессию размножения, сопротивляемость неблагоприятным условиям внешней среды… Словом, пестовались неуловимые и неотразимые бактерии-убийцы!

Окончательно рассеяла мои сомнения потрясающая своим лаконичным трагизмом записка — предсмертное письмо одного из четырех человек, погибших в лаборатории… — Стожарцев вынул из большого кожаного бумажника два листика.

— Это я нашел в карманах того, кто лежал на полу…. Как вам нетрудно убедиться, я здесь ничего не смог разобрать, хотя и приложил немало труда и времени. Но затем в одной из жилых комнат, среди книг, я нашел второй листок.

Путем сравнения и сопоставления их я пришел к выводу, что они взаимно дополняют друг друга. Один лист пришлось перенести на кальку.

Мне думается, что автор зашифровал письмо, полагая, что в таком виде оно скорее сохранится. Он, вероятно, учитывал, что среди людей, которые первыми его найдут, могут оказаться те, в чьи интересы не входило, чтобы раскрылась правда — они немедленно уничтожили бы явно обличающий документ.

Стожарцев протянул слушателям второй листок.

Подождав, пока все прочли документ, Стожарцев продолжал:

— Получив несомненное доказательство того, что в заброшенной лаборатории готовилось неслыханное злодеяние, я в порыве гнева и возмущения решил уничтожить и само здание, и все, что находилось внутри. Я сделал это с помощью взрыва. Осталась только огромная воронка, обведенная кольцевым валом…

Стожарцев встал, провел рукой по лицу:

— Это место я посетил через полтора года. И вы знаете, что меня потрясло? Здесь, на острове, бушует жизнь. Именно бушует. Неукротимая, жадная жизнь на каждом шагу: срубите дерево — тотчас на его месте появится молодая поросль. Вытопчите или даже выжгите траву — и через пару дней вам не найти будет места, где вы это сделали… Но там, где полтора года назад взрыв поднял в воздух тысячи тонн земли — все было мертво и пусто!

Но я был буквально ошеломлен, когда, спустившись в воронку, обнаружил все-таки на самом ее дне живое существо: проросток одного из ядовитейших видов сумаха! Нет, вы представляете себе, какова аллегория, каков символ, а?! И по сей день на том проклятом месте ничто не изменилось, лишь дерево смерти, которое впоследствии я из предосторожности обсадил кактусами, простирает к небу пламенеющие ветви…

Стожарцев вышел на террасу; прищурившись, долго смотрел в синюю гладь океана.

Максимыч стал около него:

— А отсюда это дерево не видать?

— С террасы — нет. Но если вы подниметесь на пик — а с северной стороны это совсем легко проделать, — вы его увидите.

— Степан Максимович, подождите, и мы с вами!

— Давай, команда!

Боцман с ребятами, поддерживая и помогая друг другу, начали карабкаться на вершину. Стожарцев вернулся в пещеру. Капитан все еще вертел в руках листки.

— А вы не думаете, что эта бактериологическая лаборатория также являлась детищем Летфорда?

— Всего вероятнее, что так именно и было… И тем не менее, не располагая неопровержимыми данными, я никогда не позволял себе утверждать это. Слишком уж велико обвинение!

— Вы правы… Тем более, что Летфорда уже, без сомнения, нет в живых.

Вот именно: de mortuis aut bene, aut nihil![23] А объективно… Помните, я вам говорил: мне казалось странным, что он как бы остыл к основной моей работе, вроде бы чего-то не договаривал? Возможно, он рассчитывал на меня, как на продолжателя того дела, но, естественно, не решался сразу раскрыть карты…

— Но почему же он оставил лабораторию в неприкосновенности: не уничтожил, что мог, и не спас, что можно было спасти?

— Полагаю… он боялся войти туда! Кто знал, отчего погибли люди и как долго смерть подстерегала там каждого?