Остров. Тайна Софии

Над ней буквально нависали массивные каменные стены венецианской крепости. Как же она обойдет это на вид непреодолимое препятствие? Но потом девушка заметила, что в месте, где стена закруглялась, есть небольшое входное отверстие высотой чуть больше человеческого роста. Приблизившись, она увидела, что темная дыра посреди сплошной каменной поверхности представляет собой начало длинного туннеля, ведущего неизвестно куда, – окончание его невозможно было увидеть за изгибом стен. За спиной Алексис блестело почти неподвижное море, а впереди тянулась в обе стороны сплошная стена, и оставалось только двинуться в темный, порождающий клаустрофобию проход. Однако после того как девушка преодолела пару десятков метров, полутьма вновь сменилась ярким послеполуденным солнцем, а вид крепости волшебным образом изменился. Зачарованная, Алексис застыла на месте.

Она стояла в начале длинной улицы, по обе стороны которой тянулись небольшие двухэтажные здания. На первый взгляд они не отличались от домов в любом другом населенном пункте Крита, но стоило присмотреться, и в глаза бросалось, что эти здания понемногу разрушаются. Оконные рамы под невообразимыми углами свисали с оборвавшихся петель, а ставни подрагивали и скрипели даже при легком ветерке с моря. Алексис медленно двинулась по запыленной улице, обращая внимание на все, что открывалось взгляду: церковь с массивной резной дверью по правую руку; строение, которое, если судить по большим окнам на первом этаже, было когда-то магазином; несколько более крупное, чем остальные, здание с деревянным балконом, арочным входом и остатками стены сада… Над всем этим нависала давящая, жутковатая тишина.

Первые этажи всех зданий превратились в настоящие джунгли дикорастущих цветов, а ползучие растения можно было увидеть и на вторых этажах, и на стенах, покрытых потрескавшейся штукатуркой. На многих домах до сих пор можно было разглядеть номера – 11, 18, 29, – и Алексис с удивлением подумала, что когда-то за этими дверями обитали люди. По-прежнему погруженная в нечто вроде транса, ощущая себя лунатиком, она медленно брела вверх по улице. Все это не было сном, и тем не менее в открывавшемся зрелище было что-то ненастоящее, ирреальное.

Алексис миновала дом, в котором, вероятно, располагалось кафе, затем нечто вроде административного здания и строение с рядами бетонных ванн – наверное, прачечную. Далее высилось уродливое трехэтажное здание со строгим железным балконом, огороженным прочными перилами. Размером этот дом резко контрастировал с остальными, и Алексис пришло в голову, что лет семьдесят назад человек, построивший его, наверняка считал его суперсовременным. Теперь огромные окна зияли провалами, а с потолков свисали провода, напоминающие пучки свернувшихся спагетти. Вид этого здания почему-то действовал на молодую женщину особенно угнетающе.

Выйдя за пределы поселения, она оказалась на заросшей дороге, которая вела в место, полностью лишенное каких-либо признаков цивилизации. Это был мыс с обрывистыми берегами высотой почти в сто метров. Алексис представила себе, какое отчаяние могли ощущать прокаженные, приходившие сюда: это место и впрямь напоминало край света. Она всмотрелась в изогнутый горизонт. До этой минуты она была настолько захвачена увиденным, настолько околдована аурой этого места, что напрочь забыла о себе и собственных жизненных сложностях. Алексис была единственным человеком на острове, и осознание этого подтолкнуло ее к любопытному выводу: быть одной еще не значит быть одинокой. От этой мысли она ощутила прилив сил и решимости по возвращении домой начать новый этап жизни – уже без Эда.

Вернувшись в молчаливый поселок, она некоторое время сидела на каменной ступеньке, попив воды из запасов, которые привезла с собой. Вокруг царило полное спокойствие, лишь время от времени нарушаемое шуршанием ящерицы по сухим листьям, которые ковром устилали полы мертвых домов.

Алексис подумала, что, должно быть, больные лепрой ежедневно смотрели через пролив на Плаку и видели каждое здание, каждую лодку, – и даже, возможно, жителей деревни, занимающихся повседневными делами. Она догадывалась, что они должны были чувствовать: это зрелище было для них подлинными танталовыми муками.