Замужество Анны изменило не только ее общественный статус, но и жизнь ее сестры. Теперь Мария была полноправной хозяйкой дома, и ей больше не приходилось подстраиваться под сестру с ее вечными капризами – а значит; с ее плеч свалилась немалая тяжесть. Все свободное время и энергию она направила на ведение хозяйства, кроме того, теперь она частенько ездила на Спиналонгу вместе с отцом.
Гиоргис не мог возлагать цветы на могилу Элени, и посещения острова были для него чем-то вроде возможности почтить память жены. Как и раньше, он в любую погоду дважды в день возил на остров и обратно доктора Лапакиса, и по пути тот обычно рассказывал ему о своей работе. По словам Лапакиса, на острове участились смерти больных, и ему очень не хватало приездов доктора Кирициса.
– Он привозил с собой надежду на изменения к лучшему, – с грустью рассказывал Лапакис. – Меня трудно назвать оптимистом, но я много раз видел, как полезна сама по себе вера в лучшее. Некоторым из больных одной веры в то, что доктор Кирицис сможет их исцелить, было достаточно, чтобы развитие болезни остановилось и появилось желание жить. А теперь многие из них это желание снова утратили.
За последнее время Лапакис получил от своего давнего коллеги несколько писем, в которых тот объяснял свое отсутствие и извинялся за него. Кирицис все еще работал над восстановлением сильно пострадавшей больницы в Ираклионе и пока не мог выделить времени для продолжения исследований. Лапакис уже начал терять надежду, что его друг вернется, и не стеснялся делиться своими мыслями с Гиоргисом. На его месте большинство людей обратились бы с молитвой к Богу, а он облегчал душу перед сельским рыбаком, который, как было ему известно, и сам немало настрадался в жизни.
Несмотря на то что люди на острове по-прежнему умирали от проказы, тем из колонистов, у кого болезнь протекала медленно, жизнь на Спиналонге регулярно подбрасывала приятные сюрпризы. После окончания войны фильмы начали показывать дважды в неделю, ассортимент товаров на рынке все расширялся, а местная газета процветала. Семнадцатилетний Димитрий решил примерить на себя роль учителя пяти-, шести- и семилетних детей, и получалось у него довольно неплохо, но со старшими учениками пока занимался более опытный педагог. Юноша все еще жил в доме Контомарисов, что вполне устраивало и его самого, и приемных родителей. Что же касается обстановки на острове, то его обитатели были в целом всем довольны – насколько это возможно в таких обстоятельствах. Даже Теодорос Макридакис утратил решимость добиваться перемен. Он мог от души поспорить в местном баре, но больше не стремился занять пост президента колонии: уж слишком хорошо исполнял свои обязанности Никос Пападимитриу.
Домашние дела требовали от Марии и Фотини так много внимания, что следующие несколько лет пролетели для них незаметно. Казалось, они ежедневно исполняют замысловатые движения какого-то танца. У Савины Ангелопулос было трое сыновей, и для того, чтобы все мужчины в доме были накормлены и ухожены, ей требовалась помощь сообразительной и умелой дочери, поэтому Фотини, как и Мария, была накрепко привязана к Плаке домашними обязанностями.
Если бы Элени была жива, она, вероятно, пожелала бы для дочери более яркого будущего, чем перспектива провести всю жизнь в Плаке, но она наверняка не нашла бы за что попрекнуть свою совестливую и работящую дочь. Девушке даже в голову не приходило, что она может заниматься чем-то другим, кроме как заботиться об отце. Хотя прежде она любила представлять, как стоит перед классом с мелом в руках, – как когда-то стояла ее мать. Все эти мечтания давно потускнели и выцвели – подобно рисунку на старых занавесках в их доме.
Несколько лет подруги делили на двоих радости и тяготы такой жизни и, выполняя свои обязанности, даже не думали жаловаться. Надо было носить воду из колонки, собирать дрова для печи, подметать в доме, прясть пряжу, готовить еду и выбивать половики. Мария научилась доставать мед из ульев, которые стояли на утопающем в густом тимьяне склоне прибрежного холма. Этот мед был таким сладким, что ей незачем было покупать сахар для хозяйственных нужд. Во дворе за их домом росли в старых банках из-под оливкового масла базилик и мята, а в потрескавшихся от старости