– Так себе, пустяшные дырки. Подумаешь, ключицу перебило, да клок мяса на лопатке вырвало. Тут и делов-то, два раза иголкой махнуть.
С Воронцовым Ваня полностью согласен. У других, вон, гораздо хуже. Соседу по койке Захару Давыдову ступню отняли. У Виктора Егорова, что напротив, два месяца в груди из дырки от немецкого штыка сукровица сочится. А весельчак и балагур Петька Дроздов умер сегодня ночью. По какой причине скончался танкист Дроздов, врачи так и не смогли определить.
Две недели назад Петька один из экипажа едва успел выбраться из горящего танка. С ожогами второй степени и контузией его привезли на носилках. Несмотря на страшные боли, Петька улыбался и шутил по разному поводу. Бывало, вытащит из ушей вату, чтобы слышать, и начинает байки травить.
– Мне что? – говорил Петька. – Я сам из танка смог выскочить. А вот стрелка нашего старого прошлой зимой ножовкой перепилили на две части. Снаряд попал в броню, всех оглушило. Мы едва вылезли. А стрелка убило в башне. Танк заглох. Ночью мороз под тридцать. Утром комдив командует наступление, а мы стрелка вытащить не можем. Замерз. Скрюченный, в люк не пролазит. Пришлось ножовкой ноги отпиливать…
Расскажет Петька историю, опять в уши вату затолкает, чтобы кровь не бежала, лежит на подушке, смотрит на соседей, ухмыляется:
– Как вам моя история? Страшно? Да ниче, хуже бывает.
Казалось, жизненной силе Петьки не будет конца, такой он активный и общительный, в любом разговоре слово вставит. Только вот не проснулся сегодня утром. Таким вынесли его санитары – с приоткрытыми глазами и лукавой улыбкой на губах: «Да ниче! Хуже бывает».
Постыло на душе у раненых, под стать погоде. Настроение – как отработанный мазут, бесполезный, и никому не нужный. Разговаривать не хочется. Каждый в какой-то мере считает себя виновным в смерти Петра, поэтому угнетают тяжелые думы: «Быстрее бы на фронт, что ли?! Надоело все… уколы, перевязки, безделье… скорее бы в руки винтовку, да посчитаться с немцами за Петьку».
Дверь палаты широко распахнулась. На пороге, как солнце среди туч, с приятной улыбкой появилась медицинская сестра Ольга Козырева. В ее руках металлический лоток, покрытый белоснежной салфеткой. На нем шприцы, бинты, инструменты. Наступил час процедур: кому-то надо поставить укол, другому перевязать рану, третьему очистить нагноения. Смелости и опыта Ольге не занимать. К своей привлекательной внешности двадцатитрехлетняя девушка тверда характером и бесцеремонна в отношении с больными:
– Всем здравствуйте! Что притихли?! Испугались? А ну, скидавай портки, сейчас по очереди всех колоть буду!
– Да мы не боимся. Мы только рады! Колька вон, так и ждет когда ты ему поглубже воткнешь! А Митька всю ночь не спал, ждал, когда ты его приласкаешь! Оленька, меня обними покрепче, я тогда враз поправлюсь! Да и поцеловать не мешало бы… – летят со всех сторон солдатские шутки.
Оля сурово смотрит на них, но не сердится. За время работы в больнице привыкла ко всему, может ответить шуткой на шутку, поговорить с ранеными на любую тему, но терпеть не могла наглости и хамства. Многие юноши пытались завязать с Ольгой полевой романчик на недельку-другую, но никому не удавалось добиться ее благосклонности. Она придерживалась строгих правил девичьего благочестия и вовремя ставила на место всякого, кто тянул к ней руки. Кто-то из солдат дал ей меткое прозвище – «мужик в белом халате». Ольга смеялась в ответ, но от принципов не отступала.
– Лучше быть мужиком в халате, чем бабой в штанах! – говорила она очередному Казанове, который пытался подкрасться к ней в сестринскую ночью. – Лучше письмо своей жене напиши и спроси, как она там, бедная, без тебя с детками судьбу мыкает.
При появлении Ольги в палате у раненых поднималось настроение. Изголодавшиеся в окопах по общению с женщинами мужики видели в девушке королеву. Стройная, молодая, проворная, с приятными чертами лица, в белоснежном халате, она казалась эталоном женской чистоты, недоступности. Сорок человек, забыв о войне, о тяжелых ранах и умершем под утро Петьке Дроздове, горящими глазами созерцали прекрасное создание. Дурманящие мечты возникали почти у каждого в голове, но тут же исчезали под ее строгим взглядом. Больные и раненые от бессилия тяжело вздыхали, стараясь задержать Ольгу возле себя как можно дольше. Но строгий «мужик в белом халате» особым вниманием пациентов не баловал. Поставив укол или сделав перевязку, она переходила к следующей кровати:
– Вас много, а я одна.
Ваня Мельников картинку-медсестру тоже не обделял вниманием. Едва она появлялась в палате, он подолгу задерживал взгляд на приятных чертах лица, стройной фигуре и краснел при приближении очаровательной девушки. Сначала та была к нему равнодушна, но однажды, заметив его прямой взгляд, едва заметно вздрогнула, долго не могла набрать в шприц лекарство. Между ними пробежала невидимая волна, от которой у него и у нее быстрее забились сердца.