Вернувшись к себе, Ваня долго не мог уснуть. Находясь под впечатлением общения с ней, он вновь и вновь переживал каждое мгновение, представляя как гладит ее волосы, целует губы, а она, склонив голову на его грудь, ласково перебирает пальчиками его ухо.
Как все случилось? Он не мог понять. Подумаешь, руку не туда сунул. Недотрога. И тут же гордился ее недоступностью: «Ишь ты, какая! Даже не допускает. Сразу видно, бережет честь! Кому-то будет верная жена…»
В другой стороне палаты заскрипела кровать, по деревянному полу захлопали больничные тапочки. Дерябин, нарочито шаркая ногами, пошел в туалет. Проходя мимо Ваниной кровати, он склонил голову, прошипел змеем:
– Че, сосунок, не дала?.. Ну-ну, давай теперь бодайся с подушкой!
Иван ничего не ответил, молча перевернулся на другой бок. Все мысли только об одном, как помириться с Ольгой. Так и не придумав ничего путного, он забылся глубоким, но чутким сном.
В голове Вани замелькали пестрые сполохи: то он на вершине горы, то стремительно спускается вниз по извилистой тропе. Рядом на лугу мужики косят сено, бабы переворачивают его граблями. На них налетает немецкий самолет. Он бьет по людям из пулеметов, но выстрелов не слышно и пули не летят. Мужики и бабы бегут в укрытие, он бежит за ними, но вокруг чистое поле, не спрятаться и не скрыться. Вдруг впереди река. На берегу лодка. В лодке люди в строгих костюмах с суровыми лицами. Посадили Ваню к себе, поплыли против течения. Река бурная, грязная, с порогами и перекатами. Вода бьет ему в лицо, мороз холодит тело. Люди молчат, ничего не говорят. Из-за поворота показался остров, тот самый, где они жили в ссылке. На острове те же кедры, дома. А в домах лежат кошки. Люди в строгих костюмах ведут Ваню к домам. Кошки кусают Ваню. Ему больно. Он кричит, но голоса нет. Сбоку появилась Ольга, улыбнулась ему, показала чистый лист бумаги, пошла прочь. Он хочет бежать за Ольгой, но не получается. Люди в строгих костюмах тянут его за собой. Кто-то в ухо негромко, но настойчиво зовет его по фамилии. От этого Ваня приходит в себя и просыпается.
Все еще находясь под впечатлением сна, Иван видит склонившегося над ним человека. Ваня не хочет вставать, но человек строгим голосом повторяет требование:
– Мельников! Подъем!..
Он наконец-то полностью очнулся от сна, сел на кровати, опустил на пол ноги. Перед ним стоит лечащий врач Воронцов. Рядом с ним, в накинутом на плечах белом халате, в красно-синей фуражке незнакомый офицер, старший лейтенант. Вокруг, на кроватях с испуганными лицами на него смотрят соседи по палате. Ваня не может понять, что происходит.
– Иван Мельников? – холодно спросил старший лейтенант. – Следуй со мной.
Ваня встал, понуро направился за ним к выходу из палаты. Следом за ними, с бледным от страха лицом пошел Воронцов.
В коридоре напряженная тишина. У двери палаты, ломая руки, с бледным лицом стоит Ольга. В ее глазах застыл страх: что происходит? Прислонившись к стене с ведром и шваброй в руках, трясется баба Феня. Раненые, уступая дорогу, расходятся по сторонам. Никому не надо объяснять, кто идет первым.
Ване тоже понятно, что старший лейтенант НКВД находится здесь не для того, чтобы поздравить его с успешным выздоровлением. В его голове мечутся самые плохие предчувствия. Скорее всего, Костя рассказал в штабе разведки про случай на Хромом перевале, кто кого прикрывал своим телом от немецких пуль. Теперь ему предстоит ответить на тысячу вопросов, касающихся родства простого разведчика и ходока-диверсанта.
Серое, холодное утро напитано промозглой сыростью. Во дворе перед больницей лужи и грязь. На голых, без листьев ветках деревьев огромные капли ночного дождя. От крыльца лечебного корпуса к офицерской больнице проложены широкие тротуары. Перед войной там размещалась школьная столовая.
От офицерского блока, будто крылья мельницы, в разные стороны расходятся четыре тротуара. Первый соединяется с больничным корпусом, где лечат солдат. Второй направлен к проходной. Третий уходит к столовой и прачечной. Четвертый, самый длинный и пологий, уходит к наполовину зарытому в землю овощехранилищу, где сейчас находится морг. Раненые бойцы называют тротуары «розой ветров». Кто и когда им дал такое название, неизвестно. Из окон больницы всегда видно, кого куда ведут или переводят. Если человека несут на носилках на север, всем понятно, что в палате будет пополнение. Западная дорожка предназначена для передвижения офицерского состава. На юге находится столовая и прачечная. А на восток уносят закрытые окровавленными простынями тела умерших людей.
Не так давно Ваню вели на север. Теперь сопровождают обратно. Ваня знает, что в офицерской больнице есть отдельные комнаты. В одной из них всегда сидит представитель НКВД. Вероятно, туда его теперь ведут на допрос.
Возле крыльца операционной стоит крытый брезентом армейский «виллис». За рулем, распустив у шапки уши, кутается в шинель шофер. Ему холодно. Косо посмотрев на Ваню, водитель плотнее затолкал руки в рукава и закрыл глаза: дремлет. Сегодня его подняли рано.