Рядом любимая жена Настя. Прижалась к нему всем телом, горячо дышит в шею, положив голову на плечо. Нежные руки обвили его сухое, жилистое тело. Подрагивающие пальчики теребят вихры на затылке. Степан ответно гладит Анастасию рукой по голове. Мозолистая ладонь цепляет ее волосы, путает пряди в узелки. Анастасия молчит, томится от наслаждения. Она привыкла к его корявым, загрубевшим, стянутым работой в крюки рукам. Любит, когда он ее так ласкает, каждый вечер ждет этого часа, который затмевает все беды и невзгоды. Другая рука Степана плавает по ее телу. Он чувствует обтянутые кожей ребра Насти, выпирающие кости бедра, худые ноги, тяжело вздыхает: дошла!.. А давно ли было, что возьмешь за ягодицу – кровь взрывается?! Эх… да ладно, были бы кости, мясо нарастет! Будет и на нашей улице праздник! А другая мысль в ответ: будет ли?!
– Что же, Степушка, вы назавтра задумали? – шепчет Настя в самое ухо. – Худое или доброе?
– Доброе! – едва слышно отвечает он, прикусывая губами ее нос.
– А если не получится у вас ничего? Может, тебе не ходить с мужиками на заставу, сказать, что захворал?
– Ну да, а если все так скажут, кто пойдет?
Анастасия молчит, тяжело вздыхает.
Наверху зашевелились полати. Сверху показались детские, босые ноги.
– Тятя! Сыми меня! – раздался негромкий, слабый голосок.
– Ты куда? А ну, спать! – поднявшись на локте, пригрозила Анастасия.
– Я к тяте, с ним спать буду! – более настойчиво потребовал Ваня, готовый спрыгнуть вниз.
– И меня тоже сымите! – показав вихрастую голову, закуксился Витя. – Тоже к тятьке хочу!
– Что с ними делать? Не слушаются, и все тут, – недовольно заворчала Анастасия, готовая дать ладошкой сынам под зад, но Степан успокоил ее.
– Да что там… Сыми. Пусть полежат. Потом назад уложу, – сказал он, отодвигаясь плотнее к стене и принимая между собой и Анастасией детей, нарочито насупив брови. – А ну, говорите, зачем пришли?
Ребятишки не боятся, знают характер отца. Детей воспитывает мать, у нее больше времени. Анастасия может прикрикнуть, легонько хлопнуть ладошкой по мягкому месту, а отец заступится. Поэтому и тянутся Ваня и Витя к Степану, как цветы к солнцу. Любому сыну отцовское, мужское слово важнее слез матери. Женские слезы делают мальчика слабым и безвольным, а пример достойного отца кует характер будущего мужика.
Улеглись. Степан придвинулся к стене. Ваня и Витя, повернувшись спиной к матери, посредине. Анастасия – с краю. В ее сознании теплится запоздалая мысль:
– Дочку бы… дочка бы обняла, прижалась, поцеловала, ответила лаской, – тяжело вздохнула. – Ладно уж, что есть! Мальчишки тоже неплохо, приведут в дом невесток-дочерей, родят внуков. Как будет хорошо!
У мальчиков лишь одна просьба: «Тятя, расскажи!» И какими бы ни были наводящие вопросы, все мысли крутятся вокруг одного: еда. Цепкая память ребятишек – как жало змеи. Старший Ваня вспоминает мельницу:
– Тятя, расскажи, как крутятся жернова? Почему сверху сыплешь зерно, а внизу получается мука?
А младший Витя негромко добавляет:
– Маманя булочки пекла – вкуснотища! – чмокает языком. – И с медом! И со сметаной! И с малиной!
Степан подавленным голосом начинает объяснять принцип работы мельницы. Дети слушают, затаив дыхание, потом опять начинают спрашивать:
– А почему корова жует сено, а нам дает молоко? – спрашивает один, а другой тут же подхватывает.
– Нам маманя с молочком оладьи пекла! А сметанка вкусная!..
Ваня вдруг восторженно вспоминает:
– А я помню, как ты во-о-от такую щуку в пруду поймал! Мы ее с Танькой и Максимом утащить едва смогли!
– А я щуку тоже видел! – торопится перебить старшего брата младший. – Когда на плоту плавали. Там много рыбы было! – в темноте топорщит маленькие пальчики, показывая, сколько он видел щук.
– И еще мы бочки видели! – рассказывает Ваня приключения из недалекого прошлого.
– Видели? – вздрагивает Степан от неожиданности.
– Да. Их там целых шесть штук было! – восторженно твердит старший сын. – А кто их туда бросил?
– Бросил?! – рассеянно проговорил Степан. – Так это мы их туда положили, мед хранить!
– С медом?! – затаив дыхание, шепчет Витя. – А когда мы домой вернемся, то их достанем?
– Достанем! Обязательно достанем! – обещает отец.
– Вот уж мы тогда меду наедимся! – радуются дети. – И с хлебушком! И с булочками! И с оладышками!
– Наедимся… – тяжело вздыхает Степан, чувствуя, как глаза промокают от слез.
– Так это не скоро будет! – сдавленным голоском щебечет Витя. – А я бы сейчас маленький сухарик погрыз… самый маленький, ну хоть вот такой, – и показывает пальчиками тоненькую полоску, которая должна утолить его голод.
Но хлеба нет. В избе даже не имеется захудалой жменьки муки, из которой можно было бы заварить на воде липкую тюрю.
– Завтра будут вам сухарики, – неуверенно обещает Степан, стараясь прервать разговоры о еде. – А сейчас давайте спать!
– Завтра дядьки с ружьями на санях привезут еду?
– Да, привезут. Спите!
– Нет, не привезут… – разочарованно всхлипывает Витя. – Они всегда так. Говорят, а сами не везут.
– Коли не привезут, так мы сами пойдем. Спите!