Остров Тамбукту

Глядя, как мучаются люди с каменными топорами и теряют целые часы на то, чтобы отрубить одно бревно, я вспомнил о топорах, пилах, молотках и гвоздях Смита. Все эти вещи ржавели в его хижине, а человек десять туземцев бились целый месяц, чтобы построить одну хижину. Если им раздать топоры и молотки и научить их, как с ними обращаться, все хижины будут построены недели за две.

Я решил поговорить со Смитом. Нашел его на плантации. Он работал на ней с раннего утра до позднего вечера: окапывал побеги, подрезал их, поливал и искренне радовался своим успехам. «Если бы он вырос в другом обществе, — подумал я, — Смит мог бы сделаться очень полезным человеком». Он оказался опытным плантатором — всего за несколько месяцев его маленькая плантация превратилась в цветущий сад. Молодые побеги быстро выросли и пустили ветки, а некоторые даже зацвели и уже на первый год готовились принести плоды. Смит радовался каждому деревцу, подрезал ненужные ветки, заботился, как хороший хозяин, о каждом стебельке, часами осматривал кусты черного перца, побеги какао и кофе, к каждому деревцу привязал картонную табличку с номером и регулярно записывал в тетрадку изменения, происшедшие за сутки с ним. Не будучи агрономом, он все же довольно хорошо знал тропическую флору еще с Кокосовых островов, а когда чего-нибудь не знал, вычитывал в книгах. Разумеется, и мы с капитаном помогали ему. Смит никогда не забывал поблагодарить нас, но всегда напоминал, что плантация — его дело и его собственность. Это раздражало капитана, и в такие минуты он бросал мотыгу, брал ружье и уходил в лес на охоту.

— Благодатная земля, сэр! — воскликнул Смит, когда я к нему пришел. — Тамбукту не похож на Кокосовые острова. Там почва песчаная, на ней принимаются только кокосовые пальмы, а тут все растет. Копни где-нибудь мотыгой и брось любое семя, месяца через два оно прорастет и пустит корни. Стебли бамбука вырастают на тридцать сантиметров в сутки — просто как в сказке, но это факт. Теперь я понимаю, почему жители острова легко добывают себе пропитание несмотря на то, что обрабатывают землю деревянными кольями и лопатками.

— Если мы их научим обрабатывать железными мотыгами, они будут получать еще более высокий урожай, — сказал я.

— Это не нужно, — живо возразил Смит. — Нам не следует вмешиваться в их жизнь.

— Почему?

— Потому что мы ее сделаем сложнее, и вовсе не облегчим.

— Наоборот, железные мотыги и лопаты помогут туземцам, а высокий урожай улучшит их питание. Это принесет большую пользу племени.

Не зная что возразить, Смит проворчал:

— У меня нет склада мотыг и лопат. Их совсем мало и я должен сохранить для себя. Что я буду делать, когда они придут в негодность? Нет, сэр! Мотыги и лопаты мои, разрешите мне распоряжаться ими по моему усмотрению. А о туземцах не беспокойтесь, и без моих мотыг они чувствуют себя счастливыми, потому что довольствуются тем, что имеют, как бы мало это ни было.

Конечно, я не был согласен с плантатором. По его мнению выходило так, что, чем человек беднее, тем он счастливее. Это была философия феодала, заинтересованного в том, чтобы его рабы были бедными и некультурными людьми, зависящими от него.

— Так, так, — кивал головой Смит. — Эти люди счастливы именно потому, что удовлетворяются малым и не знают роскоши. А вы хотите приучить их спать на пружинных матрацах и иметь каждый день на столе вино и мясо. Это глупо, сэр. У меня нет ни фабрики пружинных матрацев, ни земледельческих машин и орудий.

— Речь идет не о пружинных матрацах и земледельческих машинах, — возразил я, — а о самом элементарном: о том, чтобы научить их лучше обрабатывать их землю. Дайте им с десяток топоров, ими они значительно легче расчистят лес, чем своими каменными топорами, и засеют большие пространства полезными растениями. Сейчас туземцы строят хижины. Нужно им дать не только топоры, по и молотки, и гвозди. Нужно им помочь.

Смит отрицательно покачал головой.

— Нет и нет! Дикарь — дитя природы. Любое отклонение от уклада его жизни создаст для него только излишние заботы и несчастья. Да, и несчастья, уверяю вас. Ведь человеческий глаз ненасытен. Алчность не имеет границ, сэр. Протяните человеку палец, он захочет целую руку. Знаете, что может быть, если Арики поймет, что мой пружинный матрац удобнее его твердых нар, на которых он спит? Он потребует его «взаймы» и, если я упрусь, выкинет меня из хижины, как тряпку. Пусть только дикарь узнает, что в обуви удобнее ходить, чем босому, и он стянет с моих ног ботинки среди бела дня. Вы видели, как я роздал туземцам целый ящик бус с условием работать у меня. А как они поступили? Ушли себе, даже спасибо не сказали. Нет, сэр! Ничему я не собираюсь их учить, ибо, чем больше они будут знать, тем станут опаснее. Сейчас они нас уважают и даже боятся, считая сверхъестественными существами. А если их всему тому научим, что сами знаем, обаяние и преклонение испарятся, а это ни в коем случае не в наших интересах, не так ли? Есть ли смысл тогда учить их уму-разуму? Это значит рубить ветку, на которой сидишь.