Остров Таусена(изд.1948)

— Вы ошибаетесь: здесь на острове этих птиц много, — сказал Таусен. — Когда-то на Севере они были так широко распространены, что в Исландии, в Гренландии их мясо ели в громадном количестве. Оно очень вкусно, — нам его подали вчера на ужин. Правда, считается, что эта птица вымерла. Еще в начале девятнадцатого века встречались отдельные, очень редкие экземпляры Plautus impennis. Последнее упоминание о них относится к 1884 году, когда были убиты два последних экземпляра… А теперь, — добавил Таусен, — я хочу показать вам кое-какие достопримечательности острова. Конечно, если вы согласны.

— Разумеется, согласны! — ответил за обоих Гущин, — Эта куртка и брюки очень легки, — сказал, одеваясь, Цветков, — но, как я уже заметил, они чудесно греют.

— Неудивительно, — отозвался Таусен: — они на гагачьем пуху.

— Гага относится к породе уток? — спросил Гущин.

— Совершенно верно.

— Вы ее, верно, кормите щитовидной железой, чтоб она линяла?

— Вовсе нет. Пух, который берется непосредственно от птицы, даже убитой, более жирен и тяжел. Он называется «живым». Зачем он нам, когда мы можем набрать сколько нам нужно прямо из гнезда так называемого «мертвого» пуха?

Он менее жирен, гораздо легче, а греет замечательно.

Они вышли на крыльцо, и Таусен повел их к ледяной постройке, к другому входу, в противоположном конце здания. Таусен открыл дверь. Они прошли через тамбур в большую светлую комнату. Вдоль стен стояли шкафы и висели маленькие проволочные клетки. Тут же в углу висел умывальник. На полу стояли громадные металлические банки. Посреди комнаты — очень длинный и широкий, на низких ножках, белый стол.

— Это моя лаборатория, — сказал Таусен. — Не правда ли, выглядит она очень скромно? — В тоне его прозвучало как бы смущение. — Да, на материке я бы не в таких условиях работал…

— Кто же виноват… — начал было Гущин и замолчал.

— А между тем, — продолжал вежливый хозяин, словно не заметив его реплики, — здесь производятся серьезные работы. Вот в этих шкафах — хирургические инструменты. В банках — законсервированные железы внутренней секреции. Они отлично сохраняются. Тут у меня, например, много щитовидных желез. Я ими пользуюсь, между прочим, для экспериментов над теми самыми утками, которым я обязан вашим присутствием.

— А чьи железы в банках? — спросил Гущин.

— Тюленьи и других морских зверей.

— Неужели железы млекопитающих годятся, например, для работы с птицами? — удивился Гущин.

— Вполне. Гормоны желез внутренней секреции не специфичны для определенного вида. Они годятся для любого. Даже больше: есть растительные гормоны, которые можно использовать в работе и с животными и с человеком. Только на беспозвоночных животных не действуют некоторые гормоны позвоночных — слишком уж далеки они друг от друга по своей организации. А сейчас, — с гордостью сказал Таусен, — я покажу вам кое-какие результаты своих экспериментов.

Он снял со стены клетку, в каких обычно держат в комнатах птиц, открыл дверцу, и небольшое животное доверчиво вылезло на подставленную им ладонь.

— Что это? Маленькая кошка? — спросил Гущин. — Я никогда не видал рогатых кошек.

Роскошные ветвистые рога украшали головку коричневого зверька.

— Вглядитесь внимательнее, — ответил Таусен, — это не кошка, а олень.

Он осторожно взял животное и посадил его обратно в проволочную квартирку.

Потом взял другую клетку и, не раскрывая, показал ее гостям. В ней стоял тазик с водой.

Внезапно вода в тазике забурлила. В ней плескалось какое-то маленькое животное. Потом оно вылезло, взобралось на небольшую деревянную подставку, которая была укреплена на стенке тазика, и расположилось на ней, как бы отдыхая.

Оказалось, это был крошечный тюлень, желто-серого цвета, с буроватыми пятнами, с широкими ластами сзади и короткими ластами спереди — все как у большого тюленя.

— Знаете что, — сказал Гущин, — мне ваш тюлень напоминает японский садик. Я видел такой в Москве, в Ботаническом саду. Весь садик занимает несколько квадратных метров. В нем я видел карликовые деревья. Какой-нибудь яблоне десятки лет, а она растет в цветочном горшке, сама толщиной в палец и ростом в несколько сантиметров. Это по существу игра с природой, а не полезные растения.

В этот момент открылась дверь и вошла девочка-саамка, лет тринадцати. Она улыбнулась, поклонилась гостям и начала рассматривать их с откровенным детским любопытством. Потом подошла к клетке с оленем и приласкала крошечное животное нежным, осторожным прикосновением. Олень стоял доверчиво и смирно.

— Анна у нас ухаживает за экспериментальными животными, она очень любит их, — объяснил Таусен и обратился к девочке по-норвежски.

Она отвечала ему на том же языке.

— Вы знаете, что она говорит? — обратился он к своим гостям. — Саамы очень хотят побеседовать с вами, хотят узнать, что делается на Большой земле.

— Прекрасно! — обрадовался Гущин. — Вы будете переводчиком. Нам самим очень интересно побеседовать с ними. Уверяю вас, господин Таусен, они тоже согласятся отправиться с нами на Большую землю.