Остров Таусена(изд.1948)

— Да у вас тут огород! — улыбнулся Гущин.

— Да, — гордо сказал Таусен, — здесь мы выращиваем картофель, лук, репу, капусту, томаты и другие овощи. Как видите, гряды пустые. Сейчас осень, все убрано. Хранилища у нас хорошие. Овощей хватит на весь год. А вот тут — наше поле. Конечно, хлеб мы вручную и сеем, и убираем, и мелем. Амалия печет нам хлеб, иногда делает пироги.

— Да, поле невелико, — заметил Цветков.

— Правда, и нас мало. Впрочем, хлеба, как вы убедились, в обрез. Это в наших условиях самая трудоемкая культура, особенно, если принять во внимание обмолот зерна.

— Еще бы! — вставил Гущин и задумался.

Он вспомнил необозримые поля родной страны, по которым весной ходят многосильные тракторы, глубоко взрыхляя щедро удобренную землю, а в конце лета движутся неисчислимые мощные корабли степей — комбайны, убирая высокие колосистые хлеба…

— А вот здесь, — продолжал Таусен, подводя их к последнему участку, — наш стелющийся сад. (Еле поднимаясь над землей, тянулись длинные ветки, кое-где еще покрытые вялой листвой.) Еще недавно на этих ветвях вы могли бы видеть яблоки, груши и абрикосы, — объяснял Таусен. — Жаль, у нас фруктов мало: хватает только для детей, и то не на целый год. Здесь приходится культивировать такие деревья не только из-за холодов, но и потому, что постоянные ветры, часто очень сильные, сломали бы стволы молодых растений.

— Это ясно, — сказал Гущин, подумав о том, что Таусену приходится чуть не на каждом шагу с огромными усилиями добиваться уже достигнутого в широких масштабах в Советской стране. — А скажите, пожалуйста, — спросил он, — если сельскохозяйственные работы уже закончены, зачем прочищать каналы?

— Ну, это понятно, Лева, — сказал Цветков, — если их не прочищать, они до весны забьются кремнеземом и не будут годиться.

— Правильно, — подтвердил Таусен. — И потом цель этого орошения — вовсе не увлажнение почвы. У нас вполне достаточно осадков. Каналы проведены для согревания почвы, а многолетним растениям это нужно и зимой… Плохо то, — добавил он, — что все это приходится делать вручную. А рук у нас мало… И люди часто выбиваются из сил.

Короткий день сменился сумерками, когда гости закончили осмотр сельского хозяйства. Возвращаясь домой, они встретили Амалию. Видно, она была чем-то взволнована, когда заговорила с Таусеном.

— Она сказала, что люди уже вернулись с промысла, — перевел Таусен, — и очень просят вас побеседовать с ними сегодня же. Им хочется узнать все новости. А я думал, что они устали и, может быть, лучше встретимся с ними завтра. Но она уверяет, что они готовы слушать хоть сию минуту, если вы согласны.

Пока он говорил, Амалия посматривала на гостей и, улыбаясь, кивала головой.

— Конечно, согласны! — живо ответили москвичи.

Таусен что-то сказал Амалии: она быстро ушла.

— В моих комнатах будет тесно, — объяснил Таусен, — я предложил людям собраться в их доме.

Было совсем темно, когда Цветков, Гущин и Таусен подошли к большому дому.

Все окна его были ярко освещены, и оттуда доносился оживленный гул голосов.

В первый раз за время своего пребывания на острове Цветков и Гущин ощутили присутствие человеческого коллектива, и у них стало теплее на душе.

Таусен и его спутники пошли в довольно большую комнату, и сразу все окружили гостей. Таусен поздоровался по-норвежски. Цветков и Гущин поклонились. В ответ раздались веселые возгласы.

Из группы взрослых вышел мальчик. Он был очень невысок ростом; судя по его лицу, мужественному и в то же время детски-наивному, ему было лет четырнадцать. Таусен ласково потрепал его по плечу и сказал что-то. Москвичи поняли только, что мальчика зовут Кнуд.

Принесли табуреты. Голоса притихли, но не умолкали.

Мужчина, сидевший впереди, встал. Гущин узнал монтера Эрика, его открытое, приветливое лицо. Эрик обратился к нему и заговорил по-норвежски. Он запинался — очевидно, не потому, что недостаточно знал язык, а от непривычки говорить при посторонних. Его подбодряли возгласами.

Когда он кончил, Таусен сказал:

— Он просит передать вам: саамы очень рады, что люди с Большой земли живы и здоровы. Он напомнил, что он и Арне нашли вас на берегу у бухты. Я добавлю от себя, что они спасли вам жизнь. После сильнейшего шторма они отправились к берегу посмотреть, цел ли наш рыболовный бот. Вот тогда они и увидели вас.

Вы лежали там без сознания. Эрик и Арне осмотрели вас, не нашли серьезных повреждений, но вы, Лев Петрович, все время стонали. Они уложили вас обоих в тележку — есть у нас такая ручная тележка, мы на ней привозим добычу из бухты — и осторожно, с большим трудом довезли вас сюда.

Гущин вскочил, подбежал к Эрику, схватил его жесткую руку и крепко пожал.

Эрик смутился, встал с табурета и ответил таким пожатием, что у Гущина заложило руку. Рядом с Эриком сидел Арне. Он был еще ниже, полнее, шире в плечах и выглядел немного моложе. Арне, широко улыбаясь, протянул Гущину руку. Цветков тоже подошел к ним, пожал им руки и обратился к Таусену:

— Скажите им, пожалуйста, что мы счастливы быть их друзьями.