Снова крыльцо, из ворот выезжают машины, берут курс к Трафальгарской площади. Следом пристраивается черный джип с «местными». Кавалькада на высокой скорости уходит за угол. «Что застыли, бездельники? — слышен недовольный голос той же особы. — Работать. Все по местам». Снова рябь на экране. Море, скалы, груды камней, сползающие в воду. Гигантский разлом вгрызается в сушу — словно ножом вспороли земную «горбушку». Море штормит, хотя и несильно. На скалах криворукие деревья, зеленая «плесень» лишайников, облепивших гранитные глыбы. Виднеется мыс, на нем маяк — как подзорная труба, построен в виде сужающихся бело-голубых сегментов. Пейзаж суровый, море не южное. Северное? Балтийское? Съемка производится с палубы яхты. Снимают с опущенной руки, и снова оператор дико рискует. В кадре возникают ступенчатая надстройка судна, характерные обводы рубки (по которым можно вычислить это судно), навигационное оборудование на крыше. Неподалеку мнутся двое в ветровках — на плечах компактные израильские автоматы. Хмурые, бородатые, но лица вроде белые. Один что-то бросает оператору — но слов не слышно за свистом ветра. Оператор односложно отвечает. У парня хорошо тренированная нервная система. Как в песне у Высоцкого: «На море шторм, и не избегнуть встречи». Судно покачивается на волнах примерно в кабельтове от берега. Подходит еще одно плавсредство — неказистое, что-то вроде моторного баркаса. Он пристает к борту яхты. Поскрипывают кранцы — мешки с крошеной пробкой, развешанные по борту. Бородач заводит автомат за спину, открывает дверцу в фальшборте, перебрасывает трап. Оператор как бы невзначай оказывается рядом, снимает всех, кто перебирается с баркаса. Они возникают по одному. Замерзли, бедные, не любят такой климат. Им подавай пустыню, верблюдов… Трое мужчин с арабской внешностью — не те, что были в банке. Снова что-то знакомое. Ба, один из них — ликвидированный в марте испанским спецназом Гази Хабир — как не узнать плоскую малоприятную физиономию? Вернуться с того света он не мог, стало быть, записи как минимум два месяца. Он еще не знает, что его ждет — перепрыгивает на палубу, настороженно озирается. За ним еще один. Андрей неудержимо покрывался потом. Сайдулла. Рослый, спортивный, с холеным породистым лицом, заключенным в окладистую бородку — ну, принц персидский! Он мельком смотрит на парня, ведущего смертельно опасную съемку, шагает за остальными. Влезают еще двое — охранники. Оператор тащится за ними. Передняя палуба — такая вместительная, что можно устраивать танцы или публичные казни. Из надстройки навстречу гостям выходят трое с лицами типичных европейцев. Пусть ветровки, кепки с меховыми наушниками — все равно не скроешь аристократическую масть. Пожилой со старомодными баками на висках, субъект среднего возраста, молодой мужчина… Отец, сын и святой дух? Они не очень рады видеть гостей на своей яхте, но долг обязывает улыбаться, пожимать руки и говорить учтивые слова. Их лица — как на ладони. Зримое доказательство связи представителей лондонского истеблишмента с махровыми террористами. Пусть не для суда, но при чем тут суд?
Он выключил планшет. Все, хватит. Перевел дыхание. Эту штуку надо срочно переправить в центр — с чистой сим-карты, по закрытому для посторонних каналу…
Он спрятал в дальний карман «канцелярский нож», бросил планшет в багажник. Не зря истратил 150 фунтов. Вынул телефон, набрал по памяти номер. Женщина отозвалась не сразу — но главное, что отозвалась.
— Эмма, у вас все в порядке?
— Кто это? — женский голос звучал апатично, без эмоций. — А-а, Мартин, это вы?
Он облегченно вздохнул. Судя по голосу, Эмма не в опасности. Совесть пощипывала, что бросил женщину в такое непростое время, но он же не в состоянии разорваться! Какой из него телохранитель?
— Да, это я. Простите, наверное, разбудил.
— Что вы, пыталась уснуть, но только зря проворочалась. Простите меня, Мартин, я ведь забыла накормить вас завтраком.
— Прощаю, Эмма, — пошутил он. — У самого все выдуло из головы с этими полицейскими. Надеюсь, они вас больше не потревожат. В следующий раз накормите обедом и ужином. Как там Анна?
— Анна у себя в комнате. Еще не выходила. Не знаю, Мартин, что с ней теперь делать. Не в школу же отправлять после всего этого…
— Отправить к бабушке на летние каникулы, — еще раз пошутил майор. — Я не знаю, что можно посоветовать, Эмма. Говорят, что время лечит, а еще существуют психологи, психотерапевты… Лично я в эти пошлые вещи не верю, но многим, говорят, помогает. Это нужно пережить. Всего вам доброго, Эмма. Мы позвоним. Не забывайте, что Секретная служба Ее величества всегда готова прийти вам на помощь.
— И вам всего доброго, Мартин, берегите себя…
Он не удержался, произвел второй звонок. Где носят черти этих «вольных туристов»?! Отозвался Веприн, и он невольно почувствовал облегчение.
— Вообще-то совесть иметь надо, — проворчал Андрей. — Сколько часов назад мы с вами расстались?