Остров традиции

Сущая правда. Закон о воинской обязанности претерпел изменения. Девушек с девятнадцати лет уже приписали к военкоматам. Ну а то, что бредовая идея сходить в армию посещала Конрада ещё во времена их бракованного брака, Натали, конечно, не помнила. Пришлось дать кой-какие разъяснения.

– Так странно… Я сразу узнала тебя.

– Неужто не изменился? – он склонил плешь.

– Изменился, но… взгляд – такой же.

– Какой?

– Специфический. Ну… ты откуда?

– От верблюда. Тебя вот разыскиваю.

– Зачем?

– Любопытство…

«Ну слава-те Господи, что пытство, а не любо», должно быть, подумала Натали.

– В гости-то пустишь? – бесцеремонно, не давая опомниться, спросил нахрапистый призрак Прошлого.

– В гости? Нет… ну… У меня же маленький дома. Скажет, кому не надо, что приходил чужой дядя…

– И девать его некуда?

– Ну… в общем-то есть куда. Но… мне завтра к семи на работу, а приду незнамо когда… Тебе можно позвонить?

– А тебе?

– У меня телефон прослушивается.

Конрад предложил вариант: завтра он будет ждать её у этого же фонаря. С шести до одиннадцати. Что интересно, предложение было принято благосклонно.

Десять лет назад он подобрал её дикой лешей отшельницей, бессловесной, бесчувственной кикиморой, без макияжа, с конским хвостом на сальной голове, в больших сапогах, в полушубке овчинном (стоял декабрь месяц).

Ныне, сколько он при плохом освещении сумел разобрать, она наверняка одна из блистательнейших львиц периферии. Светская леди, кожа ухоженная, волоса уложенные, плоть насыщенная, глаза пресыщенные. Относительно, разумеется, в сравнении с. И весь фокус в том, что без него, Конрада, не начался бы её взлёт – это он прорубил ей окно в мир, отучил бояться людей, разбудил в ней самку. Он стал для неё – трамплином в жизнь. Которой сам не жил, парадокс…

9. Книга понятий

В местной гостинице Конрад предъявил свою ксиву дебелой прыщавой бабёхе.

– Местов нет, – рявкнула та с заученной страстью.

– Вот Вы поглядите, я сотрудник Госбезопасности.

– А не скребёт. Глухой, что ли? Местов нет.

– Вот, поглядите, мои документы… – не унимался Конрад.

Как же он так? Расслабился, поглощённый своими мыслями, и потерял бдительность. А между тем между замызганных стен холла дефилировали крепко сколоченные дяди в ярких спортивных куртках. Отступать поздно, скорей бы тихохонькой мышкой шуршануть в номер…

Да номера всё не было. Бабёха, наконец, по складам разобрала, что написано в лежащей перед ней краснокожей книжице. Ни говоря ни слова, лишь крякая, хрюкая и сопя, она по-садистски медленно стала печатными буквами царапать в обтрёпанный, кем-то поеденный кондуит фамилию и имя кандидата в постояльцы.

А крепкие дяди уже возникли за спиной Конрада и пребольно щипали за задницу.

– Это чё за мурзик? – спросил один другого.

– Командировочный, – прозвучал приговор. Бабёха на деске прекратила писать и превратилась в каменную бабу.

– Слышь, ты, чушпан, – втолковывали Конраду, уже держа его за горло. – Выход там где вход. Считаем до двух. На счёт два рюкзачок к горбу приколем.

Судя по всему, честные люди, правду говорят. Конрад сразу углядел, где выход, и уже на счёт «раз» был в дверях.

– Стоять, сука, – послышался трубный глас, способный выбить все стёкла в окнах первого этажа, кабы те уже не были выбиты. И Конрад стал. Он имел дело не с недотёпой-однополчанином. Тем более во дворе гостиницы курили ещё двое в таких же ярких куртках.

У деска стоял – судя по осанке и перепаханной харе – Пахан-предводитель. Крикнул сейчас не он – шестёрка-телохранитель угадал изменение настроения шефа по малейшему колебанию затхлого эфира. Сам же Пахан изучал оставленную спугнутым фраером ксиву и был ей донельзя огорчён.

– Органик, – прохрипел Предводитель. Хрипел он не так захирело, как имел обыкновение Конрад, но весомо и внушительно, как вокалист блэк-метала. Когда-то, наверно, сеансами гипноза кормился.

Правда, Конрад был слабо внушаем, но разобрался, что Та, Что Стоит За Левым Плечом, решительно вышагнула из-за плеча и повернулась к нему безносой ряхой. Органик – значило «сотрудник органов». Красная книжка – красная тряпка для этих мускулистых быков, а её обладатель – не тореро.

Не трогаясь с места, Конрад защитно скрестил ноги, потешно зашурудил руками перед детородным органом и расплылся в натужной улыбочке. Поражение начинается с утраты естественности поведения. Эрнст Юнгер.

Конрада под руки, стиснув бульдожьей хваткой, повели в номер, очевидно, снимаемый паханом. По дороге его ткнули под микитки, пнули в бок, отвесили поджопник. Конрад болтался из стороны в сторону, как берёзка на ветру, заплетался отнявшимися ногами, неслышно поскуливал. Он совершенно забыл, что надо умереть, как мужчина, но в силу онемения членов и отнятия языка лишних звуков не издавал.

Пахан не отказал себе в удовольствии с комфортом раскинуться на стуле. Он вальяжно затянулся импортной сигарой и со значением помахал ею перед самыми глазами пленника. Было ясно, что сам он вопросов задавать не будет.

Конрада встряхнули как мешок картошки, и как картошка посыпались куда-то его внутренности.