Остров ужаса

Однако же, когда мы вновь пересекали большой зал, случилась престранная и удивительная вещь. Я наступил на квадратную плитку — она была зеленого цвета и располагалась в самом центре мозаики, украшавшей пол — и та зеленая плитка поддалась под моей ногой, и потому, опасаясь какого-либо нового колдовства и будучи охвачен смертельным ужасом, я высоко подпрыгнул в воздух. По счастью, ноги мои были хорошенько поджаты, ибо меж стенами молниеносно скользнуло длинное стальное лезвие, подобное гигантскому мечу. Оно прошло очень низко, над головой Сатаны, кота, и немногим ниже моих ступней. То было на диво хитроумное колдовство, ибо я неизбежно приземлялся на ту зеленую плитку, каковая была очень широкой, и снова, и снова, и вскоре должен был устать, не имея более сил прыгать, и тогда… — от этой мысли я содрогнулся. Трижды я подпрыгивал высоко в воздух, как девчонка, скачущая через веревочку, но моей веревочкой был стальной нож, острый и безжалостный; прыгая, я думал о многих вещах, и все они были весьма ужасными и неутешительными; и трижды свистело подо мной длинное стальное лезвие, скользя низко над полом от стены до стены. На четвертый раз я вновь опустился на зеленую плитку, но на сей раз сила заклятия рассеялась; меч ринулся вперед, как и раньше, но вместо того, чтобы пролететь от стены к стене, он вдруг изменил направление, закачался и благополучно упал на пол, мертвый и бессильный. Колдовство, побудившее его рубить все на своем пути, более не действовало. Я осторожно притронулся к мечу указательным пальцем, и он не пошевелился; я потряс его сильнее, и он не двинулся. То было длинное лезвие во всю ширину зала, несколько заржавевшее, неухоженное и давно не ведавшее рук оружейника, но тем не менее острое и хорошо закаленное.

«Да, — подумал я, — магия дьявола, твоего кузнеца, покинула тебя, хвала Господу, ибо ты — воистину проклятое и нечестивое изобретение». Словно во сне, я мысленным взором увидал себя: вот я прыгаю в воздух и наконец, обессиленный и усталый, более не в состоянии прыгать; и то, что представилось затем моему воображению, вновь заставило меня содрогнуться. Я отошел от распростертого лезвия, вернулся к зеленой плитке и наступил на нее кончиком ноги, и длинный нож затрясся, точно раненый на охоте зверь в смертной агонии, но с пола не приподнялся.

— Магическое лезвие, нет в тебе более магии, сила твоя исчезла! — громко сказал я и с этими словами отломил кончик меча двумя руками, предварительно обмотав их покрывалом, взятым с одной из кушеток, что стояли вокруг. Согнувшись, я трудился в поте лица, и лицо мое сделалось багровым, но, когда я закончил, огромное лезвие было разломано на пять частей и бессильно причинить кому-либо новое зло.

Испытывая сильнейшую жажду, мы с Сатаной поспешили вниз по холму к ручью. Здесь мы вдоволь напились, и как же хорошо было вновь оказаться на открытом воздухе, под привольным небом, не чувствуя никаких страхов и не зная забот. Остаток дня мы провели в прохладной тени лесных деревьев, слушая, как обезьяны и птицы с многоцветным оперением болтают в ветвях.

Сатана, черный кот, лежит мертвым и непогребенным в чужом краю, и глаза человеческие не видели его смерти. Последний его час, думаю, был страшнейшим в моей и его жизни, и в тот час, возможно, я не помышлял о нем, а он обо мне; и однако теперь, пережив все опасности, я каждодневно вспоминаю о нем, и слезы подступают к моим глазам, ибо он был дорог мне, а я ему, и я никогда не забуду те испытания, что мы с ним разделили. Ночью я снова поднялся на холм и бродил вокруг замка, ибо мной овладел дух беспокойства и я никак не мог заснуть. Ни в одном окне не горел свет, и все было, как прежде, черным и безжизненным. Лунный луч вновь высвечивал на окне серебристое пятно, однако луны в небесах не было, лишь воинство звезд, чудесно ярких и висевших низко на землей, как звезды всех отдаленных стран.

После я крепко заснул, но прежде, чем закрыть глаза, я долго думал о том пятне лунного света на круглом окне башни — ибо, хотя луны не было видно на небесах, я определенно видел лунный луч, бледный и серебристый; и я решил, что поднимусь на башню, дабы уяснить, откуда взялся тот странный свет, что так озадачил меня.