Остров в море. Пруд белых лилий

Они отыскали свои места в задних рядах и сели. Дирижер поднял палочку. Чудесная музыка захлестнула ее с головой. Это был Моцарт, концерт для фортепиано фа минор. Она вспомнила, что уже слышала его давно, с мамой и папой. Это была последняя мысль, которая мелькнула у нее в голове, затем Штеффи растворилась в музыке и забыла обо всем.

Прозвучал последний такт. Штеффи медленно осознавала, что сидит в концертном зале среди аплодирующих людей, рядом – Свен. Но она все еще чувствовала полнейшую тишину внутри себя и не хотела нарушать это чувство разговором.

– Какая ты тихая, – сказал Свен, когда они снова вышли на площадь Гёта. – Тебе понравилось?

– Да, – ответила она, – конечно, мне понравилось. Спасибо, что ты взял меня с собой.

– Хорошо, – сказал Свен. – Теперь пойдем в кондитерскую.

Они направились вниз по бульвару и вошли в кондитерскую. Это было приятное место: красная бархатная обивка на мебели, зеркала в золоченых рамах.

– Что ты любишь? – спросил Свен. – Можешь выбрать все, что захочешь.

Штеффи заказала пирожное «Наполеон» в блестящей розовой глазури. Свен взял такое же и попросил принести горячий шоколад со взбитыми сливками для Штеффи и кофе для себя.

Они сидели за маленьким круглым столиком и лакомились пирожными. Штеффи давно уже не ела такой вкусноты. Она пригубила шоколад, едва касаясь сливок, растягивая удовольствие.

– Свен, – сказала она, – ты думаешь, это правильно, что у меня все хорошо, тогда как у мамы с папой не хватает еды?

– Нет, – сказал Свен, – не думай так. Ты здесь, потому что они хотели, чтобы у тебя все было хорошо. Твои родители обрадовались бы, если б знали, что ты сидишь здесь и ешь пирожное. Тебе не за что себя винить. Понимаешь?

Штеффи кивнула. Когда Свен говорил, Штеффи не сомневалась, что он прав.

Глава 14

– В среду мы были на концерте, – рассказывала Штеффи Гарриетт и Лилиан. – А потом он пригласил меня в кондитерскую.

Хотя это была правда, Штеффи казалось, что она лжет. Ее ложь о Свене пачкала обманом все, что она о нем говорила. У нее портилось настроение, но вместе с тем появлялось щекочущее чувство возбуждения.

Порой она почти верила, что рассказывает правду. Как они шли рука об руку, выгуливая Путте, о чем Свен шептал ей на ухо, когда они были одни, о том, что им, как заговорщикам, приходится держать все в тайне.

– Его родители не должны ничего знать, – сказала Штеффи. – И мои тоже. Вы знаете, моя приемная мать – прихожанка пятидесятнической церкви. Она очень строгая.

– Бедняжка! – вздохнула Гарриетт.

– Счастливица! – сказала Лилиан. – Тайная любовь – это так романтично!

– Он тебя целовал? – спросила Гарриетт. – Я имею в виду по-настоящему, в губы?

От этого вопроса изнутри нахлынула жаркая волна. Штеффи чувствовала себя застигнутой врасплох.

– Еще нет, – ответила она.

– Обещай, что расскажешь, когда это случится! – сказала Лилиан.

Весь следующий урок биологии Штеффи мечтала о поцелуе Свена. Она закрывала глаза и представляла, как его лицо приближается, все ближе и ближе, пока их губы не соприкасаются. А потом? Она не знала. Щеки пылали, и ей чуть не стало дурно.

– Стефания, – спросила Хедвиг Бьёрк, – что с тобой? Тебе нехорошо?

Штеффи поспешно открыла глаза.

– Да, – пробормотала она. – Да. Или нет, думаю, нет.

– Хочешь немного прогуляться? – спросила Хедвиг Бьёрк. – Может, тебе нужен глоток свежего воздуха?

– Спасибо, – сказала Штеффи. – Спасибо, уже все прошло.

Она глубоко вздохнула и попыталась сосредоточиться на плакате, который Хедвиг Бьёрк повесила на доске. На нем были изображены различные деревья и листья, которые нужно перерисовать в тетрадь.

– Да что с тобой такое? – спросила Май на перемене, тоном, далеким от дружеского участия, в отличие от Хедвиг Бьёрк. – Ты стала такая странная. И что за тайны у тебя с Гарриетт и Лилиан?

– Ничего, – ответила Штеффи.

– Ты думаешь, у меня нет глаз? – сердито сказала Май. – Может, ты думаешь, что я дура? Я прекрасно вижу, что ты постоянно шепчешься с ними, а когда я подхожу, вы замолкаете. Я думала, мы подруги. Или больше нет?

Штеффи стало стыдно. Май была как открытая книга. Она ничего не скрывала.

– Конечно, мы подруги, – сказала Штеффи. – Прости, что сделала тебе больно. Я не хотела.

Учеба давалась Штеффи легко. Иногда она все еще делала ошибки, произнося слова по буквам, или ставила слова в неправильном порядке. Но теперь шведский язык давался ей легче, и она без труда вспоминала выученное.

Математика была ее любимым предметом. Лишь Алиса могла соперничать с ней. Когда кто-то из них стоял у доски и решал уравнения, Хедвиг Бьёрк улыбалась и говорила:

– Вот это правильно! Посмотрите, как все просто!

Когда наступала очередь Май решать у доски, Хедвиг Бьёрк сначала одобрительно кивала, но чем больше Май запутывалась в иксах и игреках, стирала с доски и переписывала, тем больше беспокоилась учительница.

– Ну, милая Май, – прерывала она ее, – неужели ты не видишь, что делаешь? Я не понимаю, почему это вызывает трудности у такой смышленой девочки.