– Мы ирландские моряки, – проговорил он и торопливо добавил: – Католики, ваша милость. Бежали с английского корабля, опасаясь…
Женщина быстро и бесстрастно переводила его слова высокому худому старику в накинутом наспех камзоле. Тот вполголоса буркнул что-то невразумительное.
– Чего вы опасались? – перевела женщина.
Харди нахмурился:
– Я ударил… ударил капитана, ваша милость… Меня должны были высечь.
– За что ты ударил капитана? – быстро спросил седой испанец, и, пока женщина переводила, тяжелый взгляд медленно скользил с лица Харди на лицо Дика и обратно.
– Он назвал меня ирландской собакой, проклятый язычник, – с ходу сымпровизировал Мак-Кент.
– А этот? – старик произнес это на своем языке, но жест сухой узкой руки был достаточно красноречив.
Мак-Кент кивнул.
– Я понял. Да, я понял, ваша милость. Он – мой родственник. Зять. И тоже католик. Он вступился за меня. Нам пришлось бежать вместе. Капитан, мистер Джон Уилсон, не любит ирландцев. Они все не любят ирландцев.
– Они дезертиры. Оба, – старый испанец дернул узким ртом.
Взгляд его не смягчился, но потерял кинжальную остроту. Этот все для себя решил.
– Скажите им, сеньорита, что ночь они проведут в северном крыле, – проговорил он, – там нет особых удобств, так как крыло нежилое. Развязывать их мы не будем. Утром хозяин решит, что с ними делать.
Старик отвернулся, отдавая короткие приказы. Харди и Дик выслушали его решение. Мак-Кент кивнул, в знак того, что понял. Дик остался неподвижен, как статуя. Еще раз окинув их пристальным взглядом, старик удалился. Ушла и женщина.
Глава 12
Ирис обернулась и удивленно посмотрела на испанку.
В тесной каюте не было никакой мебели, только подвесная койка да большой, окованный железом сундук.
На него и примостились Мэри и Беатрис. Ирис осталась стоять. Сюда их привели люди Волка и, не сказав ни слова, заперли, предоставив самим догадываться о своей судьбе. Никаких иллюзий у них не было. Беатрис, выросшая на этих широтах, лучше других знала нравы флибустьеров. А испанская кровь, которой она так гордилась, на этом корабле была вещью не только самой нежелательной, но и смертельно опасной. Сейчас графиня согласилась бы стать кем угодно, хоть еврейкой. Тогда бы, по крайней мере, у нее была надежда на выкуп. Ирис Нортон была англичанкой, но последние месяцы научили ее не полагаться чрезмерно на свою национальность.
Волк был беспощаден не только к чужим, но и к своим, и если что-то плохо лежало, он присваивал это, не задумываясь, кто был хозяином: враг – испанец или свой брат – корсар.
Больше всех страдала Мэри. Ей выпали самые тяжелые испытания. Испанский плен и любовь не только не разделенная, но даже и не обнаруженная. И, как венец всего этого, смерть от рук пиратов. Да, хорошо, если дело ограничится убийством. Богатое воображение девушки рисовало ей такие картины, которые вогнали бы в дрожь и человека с более крепкими нервами. Мэри крепилась изо всех оставшихся сил, но их было не так уж много. Она извелась в ожидании худшего, и ее поразил ровный голос испанки.
– Нас повесят? – спросила Беатрис.
Ирис не обернулась.
– Мне-то откуда знать? Я такая же пленница, как и вы.
Беатрис с сомнением покачала головой. В ее голосе сквозило явное недоверие:
– Мне показалось, что вы хорошо знакомы с предводителем пиратов. Или меня обмануло зрение?
– Что означает этот тон? – холодно спросила Ирис, взглянув на Беатрис.
– Карлос пригрел на груди змею, – выпалила Беатрис. – Вы обманули нас всех. Он доверял вам, а в результате попал в руки пиратов!
Ирис пожала плечами и отвернулась.
– Почему вы молчите? – Беатрис резко поднялась с сундука и шагнула к мисс Нортон.
Та не шелохнулась.
– По-вашему, я должна унизиться до оправданий? – так же ровно спросила она.
Беатрис разозлилась. Забыв о достоинстве, она схватила девушку за плечо с явным намерением вытрясти из нее признание… и, почти против воли, опустила руку, повинуясь властному взгляду серых глаз.
Ирис смотрела, как медленно гаснет в испанке ярость, как она опускает руки, отходит, садится на край сундука, и не чувствовала ни обиды, ни триумфа.
– Выслушайте меня, – в голосе, по-прежнему негромком, проскользнули повелительные нотки, и гордая Беатрис, к удивлению Мэри и своему собственному, беспрекословно подчинилась.
– Да, я знакома с Волком, – продолжала Ирис, поднимая рукав розового платья, – вы видите этот шрам, графиня? Я получила его от сообщников этого человека и по его милости.
Испанка хотела что-то сказать, но Ирис вскинула руку: