Остров восходящего солнца или дневник ненастоящего геолога (СИ)

"Итак-то ты молчаливый какой-то, так ещё и без голоса остался" - недовольно пробурчал Лёгкий. Да, это же надо такому случиться! Впервые в жизни у меня неожиданно пропал голос, то ли от холодного купания в океане, то ли пережитого шторма. В общем, голос пропал совсем, даже шёпотная речь давалась мне с великим трудом, а потому объяснить моим коллегам, почему я игнорирую их вопросы, было довольно сложным делом. Некоторые уже не на шутку насторожились, видя целый день молчащего человека, разгуливающего по лагерю с автоматом Калашникова. Волей-неволей напрашивались самые разные мыслеобразы: просто психопат, или террорист, а может даже сепаратист, который, не дай Бог, решил создать на Итурупе Курильскую народную республику, или ещё хуже - привести в состав более благополучной Японии. Был вариант даже о том, что я буддист-фанатик, который, как плод манго зреет на дереве, поспевал в уме всё того же лодочника Лёгкого. "О-о, буддийские чётки... 108 бусин.. Ом намах Шивайа..." - задумчиво размышлял корабельщик, помянув в своих рассуждениям даже Господа Шиву, хотя чётки были не из рудракши. В общем, в очередной раз удивляюсь, как много для людей значит словесная речь, что зачастую на этом и основывается причисление не только к определённой социальной группе, но и вообще к человеческому виду, как таковому. Молчание пугает людей, ведь, как правило, речь выдаёт некоторые мысли, и мы, по словам человека, можем составить картину о нём, то есть хоть что-то знать о человеке. Но если человек молчит, то, что мы можем о нём узнать? Разве только судить по его поведению. Однако если к своему молчанию человек добавляет частое одиночество, то есть избегает общества, то, конечно же, это сеет в умах страх. Люди боятся молчания, потому что это путь внутрь себя. Ведь когда беспрерывная словесная диарея прекращается, мы начинаем больше наблюдать и слушать, сначала других, а потом и себя. Мы становимся более внимательными, более сосредоточенными. Научившись молчать, мы можем контролировать свою речь, мы становимся менее празднословными, более взвешенно подходим к сказанным словам. Ведь каждое слово - это определённая вибрация, но положительная она или отрицательная будет зависеть от того, что мы говорим. Ведь кто-то может беспрестанно повторять имена Бога, сея вокруг себя флюиды благости и гармонии, а кто-то, используя постоянно бранную речь, создаёт вокруг себя пространство негатива, да и просто сплетничая, человек лишь попусту растрачивает энергию. Ведь недаром многие святые люди рекомендовали регулярно молчать, час-два в день, этого вполне достаточно считали они. Практикуйте молчание! Пусть окружающие вначале отнесутся к этому с недоверием и опаской, но в дальнейшем вы поймёте, что именно молчание ваш лучший собеседник, и одна из ступеней на пути к духовному росту.

В дальнейшем мне даже понравилось молчать, хоть я итак от природы молчаливый, но стал это делать ещё больше и чаще. Тем более окружающая обстановка в бухте способствовала этому. Ведь тут было уже никакое не море, а океан! Самый настоящий океан! Тихий океан! Такой же тихий, как и я. Ну, когда бы я ещё смог его увидеть и даже запрыгнуть в эти огромные, но холодные волны. Жаль, что были мы там не так долго, но это незабываемо. Между деревьями была натянута рваная рыбацкая сеть, для хранения разных вещей, но я приспособился лежать там как в гамаке, убаюкиваемый шумом океанского прибоя. Лишь изредка я выходил оттуда для приёма пищи. Да, кстати о еде, этот вопрос для меня весьма щепетилен. Ведь овощи в варёном виде я терпеть не могу, вплоть до того, что меня могло вырвать от этого. Невероятно, но факт, такое возможно, а тут даже очень вероятно, когда вокруг собрались люди с самыми обыкновенными вкусовыми пристрастиями.

- Что будем на обед? - спросил Савва.

- Да чего-нибудь тёпленького хочется - торопливо проговорил второй лодочник, тоже Андрей, по прозвищу Пенсионер, - нужно бы супчика какого-нибудь сварить, вот картошечка есть, лучок, свекла.

"О-о - подумал я, - пропал обед" - а когда увидел, какую Савва берёт кастрюлю для борща, то понял, что пропал ещё и ужин, причём безвозвратно.

К счастью, вечером я решил испечь блинов, не мучиться же от голода. Дело это было хлопотное, но желудок звал принять этот вызов судьбы, и смело вступить с ним в схватку. Что я и предпринял в гордом одиночестве, ведь остальные, объевшись борща, пили чай у костра и мирно беседовали, о чём я краем уха слышал.