Он продолжал набирать домашний номер, но Мария не отвечала. В коридоре за дверью стоял шум, как среди бела дня. Весь полк возвращался в казармы, рота за ротой, наполняя помещение запахами завтрака, мыла и выхлопных газов. Уже многие годы здесь не бывало такого столпотворения.
Маркус стоял над раковиной, бреясь уже, наверное, в третий раз за час, осторожно обводя контуры узкой бородки.
— Телефонная сеть перегружена, — объяснил он. — Каждый пытается дозвониться кому-нибудь.
— Да, мне кажется, я уже понял, спасибо.
— Дом, черт побери, сейчас пять часов утра. Скорее всего, она приняла таблетки и спит.
— Но она не знает, что нас отозвали.
— Ну ладно. Хватит. — Маркус тщательно вытер лицо. — Мы пойдем к ней. Собирайся. Я поговорю с адъютантом и выпрошу увольнительную на десять часов. Он мне кое-чем обязан.
— Сейчас? У нас боевая готовность.
— Просто делай, что я сказал, Дом. Потом сможешь немного поспать.
— А на что похож удар «Молота»? Что мы увидим?
— Если ты увидишь это, Дом, можешь попрощаться со своей задницей.
— Твой отец никогда не говорит об этом, да?
— Если ты спрашиваешь, знал ли я об этом дерьме заранее, то я тебе скажу: не знал.
— Я и не думал ничего такого.
— Если бы я знал, я бы сказал тебе. — Маркус постучал по своим наручным часам. — Я вернусь через десять минут. Никуда не уходи.
Дом снова попытался представить себе масштаб планируемого удара «Молота», но не смог. Это событие казалось настолько невероятным, что его нельзя было представить. В том, как это устроено, было нечто совершенно нереальное. Они точно знали дату и время конца света. Он вынужден был несколько раз мысленно повторить себе это, затем произнести вслух, и только тогда у него все сжалось внутри точно так же, как в мгновения смертельного страха за своих близких.
В дверях возник Маркус и показал две небольшие синие карточки — разрешения покинуть казарму.
— Я умею обращаться с адъютантами.
— А как мы туда доберемся?
— Ты же видел пробки. Ускоренным маршем.
Даже в Эфире, городе, привыкшем к войне, жители находились на грани паники. Люди застревали в дорожных пробках, ждали в очередях в осаждаемые отели и с нетерпением, как отметил Дом, спорили с полицейскими патрулями о том, куда им можно ходить и куда нельзя. Он никогда прежде не видел, чтобы кто-то начинал спорить с полицией, кроме как у дверей самых убогих баров. Внезапно одного парня схватили и поволокли к ближайшей патрульной машине. Казалось, он был скорее потрясен, чем разозлен.
И ведь никто их этих людей не походил на несчастных нищих беженцев. Возможно, во временных лагерях дело обстояло еще хуже.
— Черт, так неужели нам в конце концов придется этим заниматься? — спросил Дом. — Охранять лагеря беженцев?
— Если через пару дней на планете ничего не останется, кроме Эфиры, что ты еще собираешься делать? — Маркус перешел на равномерный бег. Солдаты в полном боевом снаряжении могли пройти везде, и гражданские расступались перед ними. У солдат была работа, она всегда была срочной. — Чертовски трудно будет управиться с таким количеством приезжих.
Люди в основном отходили в сторону без напоминаний — это были местные или по крайней мере граждане Тируса. Некоторые стояли на месте. Тогда Маркусу приходилось просить их отойти с дороги, и они, казалось, были разъярены оттого, что он ожидает повиновения. Маркус, всегда безукоризненно вежливый с гражданскими, говорил с особенным выражением, когда ему приходилось повторяться.
— Какого дьявола, что нам теперь делать? — Человек, преградивший путь Маркусу, говорил с незнакомым Дому акцентом. — Как нам найти…
— Спросите у патрульного офицера, сэр. Вон там.
Эти люди, наверное, из-за границы, даже не из Тируса, подумал Дом. Просто в КОГ люди так себя не вели. Граждане КОГ — нет, Тируса, их он имел в виду, одним из них являлся — были дисциплинированными, закаленными людьми, стоически переносившими неизбежные трудности. Они понимали, что ограничения вводятся не просто так. Только в бывших государствах инди, с союзом которых КОГ воевала несколько десятков лет, люди считали, что законные правительства мешают им жить. Они привыкли к маршам протеста на улицах. В Тирусе граждане терпели все и старались выжить.
— У них здесь будет шок, — заметил Дом. — Это им не Пеллес.
Маркус молча продолжал двигаться через толпу, медленно надавливая на людей, если они не убирались с его пути достаточно быстро, и это работало. Он походил на верхового патрульного. Дом видел лошадей, обученных так действовать. Почему-то это показалось ему ужасно смешным.
— Ты что смеешься? — спросил Маркус. Они оказались в относительно пустынном переулке и направлялись к одному из мостов через реку. — Я мог бы… Нет, ты только погляди!
Дом поравнялся с ним. От моста перед ними открывался величественный вид на южную часть Эфиры. До самого горизонта протянулась масса неподвижных огней — это были фары стоявших на улицах машин.
— А я и не думал, что на дорогах столько машин, — сказал Дом.
Маркус покачал головой — это было едва заметное движение, словно он говорил сам с собой.
— Больше ты такого не увидишь.