Остров выживших

Машина въехала в огромные главные ворота поместья Фениксов, миновала аккуратные сады, оранжереи, аллеи и подкатила к подъезду, разбрасывая из-под колес гравий. Перед ними возник большой особняк. Дом считал, что это вовсе не жилье, а музей, набитый антиквариатом, и в детстве сильно не любил приходить сюда. Он боялся разбить что-нибудь бесценное. Особняк был роскошный, грандиозный, все здесь говорило о богатстве; но он был пустым и холодным. Чтобы понять Маркуса, необходимо было увидеть этот дворец.

Адам Феникс встретил их в дверях. Он постарался ради Дома изобразить на лице улыбку, но взгляд у него был озабоченный.

— Как у вас дела? — спросил он. — Все в порядке?

— Штык опять сломался, — небрежно ответил Маркус. — Нужно орудие попрочнее, чтобы дырявить шкуры червяков. Может, что-нибудь вроде бензопилы.

— Придется мне подумать об этом. — Профессор Феникс обернулся к Дому и сжал его руку. — Прости, что напугал тебя, Дом. В последнее время я был немного занят.

«Занят». Бедняга, «Молот Зари» — его детище, и теперь его запомнят только как человека, благодаря которому была опустошена целая планета.

Они вошли в отделанный мрамором холл, по которому гуляло эхо, с лестницей, как в кино, и коридорами, ведущими во все стороны. Мария сидела на кухне у стола, за которым можно было устроить целый банкет; вид у нее был усталый. Экономка готовила завтрак.

— Дом, прости меня…

— Ничего страшного, детка. — Он наклонился и обнял ее так сильно, как только осмелился. «Как я смогу жить без нее? Моя жизнь ничего не будет стоить, если она уйдет». — С тобой все в порядке? Я все пытался до тебя дозвониться. Хотел сказать, что мы едем домой.

— Ну разве здесь не замечательно? Это как будто жить в картинной галерее.

Каким-то чудом посреди ада, творившегося вокруг Эфиры, высокие стены поместья Фениксов отгораживали их от внешнего мира. Они принялись завтракать. Это был чертов проклятый завтрак с фарфоровой посудой и кофе, даже со светской болтовней, в то время как для Сэры уже пошел обратный отсчет.

И добрый, застенчивый человек, который наливал Марии кофе, помог этому осуществиться.

Дом бросил размышлять о будущем и довольствовался тем, что сжал руку Марии так сильно, что она даже попросила его отпустить ее, чтобы она могла пользоваться ножом и вилкой.

— Пойдем со мной, Маркус. — Профессор Феникс отодвинул свой стул и сделал знак Маркусу следовать за собой. — Мне нужно тебе кое-что показать.

Карлос в свое время говорил, что Фениксы никогда не ссорятся так, как это бывает в обычных семьях. Потомственные аристократы ведут себя иначе. У них просто делаются напряженные лица, они поднимают брови или выражают легкое неодобрение наклоном головы; иногда они по-настоящему выходят из себя и демонстрируют глубокое разочарование. Неудивительно, что они не умели выражать любовь. Загонять все эмоции внутрь стало у них привычкой, и из-за запертой двери не могло пробиться никакое чувство, даже то хорошее, что нужно было бы сказать или сделать. Дом сидел, обняв Марию за талию, и слушал шепот в соседней комнате.

— Это очень нехорошо, — произнесла Мария, глядя мимо Дома, словно говорила сама с собой. — Неужели Маркус не понимает, как сильно отец любит его?

Если даже и так, подумал Дом, то Маркус этого никогда не скажет. Через некоторое время Дом вышел в холл поискать их — в этом дворце можно было заблудиться, здесь можно было спрятаться и отгородиться от остального мира — и заметил отца и сына на ступенях крыльца; они говорили о чем-то.

Дом слышал их голоса. Ему не следовало останавливаться и слушать, но он сделал это.

— Это было нелегкое решение.

— Я знаю, папа.

— У нас нет больше времени. Я перепробовал все, черт возьми, я пытался найти… альтернативу, но сейчас это все, что нам осталось.

— Папа, я только что оттуда. Я все видел. Если мы этого не сделаем, не выживет никто.

— Прости меня.

— Тебе не за что просить прощения.

— Наоборот, есть, и многое.

Маркус помолчал какое-то время.

— Делай то, что ты должен делать, — наконец произнес он. — Это единственное, что нам всем остается.

Дому стало ужасно жаль Маркуса — и уже не в первый раз. Он подумал, что, если бы на месте Адама Феникса был Эдуардо Сантьяго, он сделал бы то, сказал бы это, и от всего сердца, не сдерживаясь, но для Маркуса это было бы слишком. Что бы он ни чувствовал — а у него были чувства, — нужно было как следует постараться, чтобы разгадать их. В этой семье люди не употребляли слово «любить» каждый день. Возможно, они выдавливали его только на смертном одре, а может, и никогда.

Дом взглянул на часы. Пора возвращаться в казарму. Что бы ни произошло в ближайшие дни, за этим последует сильный шок, реакция, с которой нужно будет разбираться. Дом неслышно вернулся на кухню и сел рядом с Марией, прижавшись лбом к ее лбу. С минуту ему казалось, что они наслаждаются покоем и единением, но, пошевелившись, он понял, что мысленно она находится где-то в другом месте, что она смотрит на что-то недоступное ему.

— Что с тобой, детка? — спросил он.

Ей потребовалось несколько мгновений на то, чтобы вернуться к нему.

— Мне нужно уйти.