Остров за островом

Мне кажется, что мысль ощипать траву с кочки пришла в голову жене^{53}. У пингвинов-скалолазов невозможно отличить самку от самца, хотя биологи и утверждают, что у самок красный, как смородина, зрачок значительно больше, чем у самцов. Супруга пингвина спрыгнула вниз к кочке и критически оглядела ее, склонив голову сперва налево, потом направо. Для разведки она забралась внутрь кочки и вышла из нее с другой стороны. Она снова внимательно осмотрела каждый стебелек, словно лесник, считающий сосны в лесу. Наконец она приняла решение: тут достаточно материала на матрац, которому предстоит служить целый год.

Толстым красным клювом она начала выдергивать прошлогодние стебельки. Один за другим. Слишком длинные стебельки пингвиниха складывала пополам. С полным клювом сухих стеблей она в два прыжка очутилась у гнезда. Торопясь вернуться на место жатвы, она бросила стебли, как попало. Прыжок, другой — и вот она снова трудится над сухими стеблями, отрывает их, складывает и прыгает наверх к гнезду.

Вскоре супруг заметил дополнение в обстановке и с жаром принялся за устройство. Перья у него на затылке поднялись, так что сверху его макушка казалась совершенно плоской. В пятый раз склонившись над кочкой, пингвиниха захватила клювом несколько свежих зеленых стебельков. Они долго не поддавались, и когда ей наконец удалось их вырвать, она, потеряв от неожиданности равновесие, опрокинулась на спину. Она тут же вскочила и осмотрелась, словно подозревая, что кто-то подставил ей ножку. Немного смущенная, она взяла свои стебли и заспешила наверх, к мужу, который, энергично устраивая жилье, был в то же время готов всячески защищать его.

После десятого или одиннадцатого захода дала себя знать усталость. Пингвиниха споткнулась, запутавшись в стеблях, и неуклюже сползла в свое жилище. Супруг встрепенулся, словно дражайшая половина выругала его, и повернулся спиной к ветру.

Постепенно прыжки сменились шагом. Мне было искренне жаль домовитую пингвиниху, она настолько обессилела, что могла теперь нести в клюве не больше одной сухой травинки. Между каждым шагом она делала передышку и оглядывалась на соседей по колонйи. Бедная, она так устала, ей был так необходим отдых, а ведь наступала пора кладки яиц.

Чахлая кочка туссока была основательно общипана. Ветер трепал уцелевшие стебельки.

Золотой нимб

Вероятно, первые мореходы, наблюдавшие издали Фолклендские острова (они не смели близко подойти к берегу, о который вдребезги разбивалась пена прибоя), страдали цингой или какой-нибудь лихорадкой, отразившейся на их зрении. Они распространили в Европе слухи о том, что архипелаг, лежащий на границе с Антарктикой, где айсберги высятся до небес, целиком и полностью одет лесом. Что там колышутся Даже пальмовые леса, совсем как на Молуккских островах. Леса, шелестящие листвой в ледяном ветре, зеленые, несмотря на мороз. И леса эти населены чудовищными морскими слонами и ревущими морскими львами, а вокруг кораблей снуют полчища косаток.

Можно извинить наблюдателей, которые в конце XVII века были настроены столь оптимистично. Во-первых, их суда никогда не бросали якорь в бухтах этой неведомой земли, где было полно обледеневших рифов, мелей и банок. А во-вторых, довольно трудно держать в руках подзорную трубу, когда корабль качает и море никогда не бывает спокойно.

На карте, сделанной в 1684 году по описанию Коули, Фолклендские леса выглядят как образцовые государственные посадки. Мореходов ввел в заблуждение туссок — трава, кочки которой достигают шести метров в обхват и трех метров в высоту. В каждом пучке не менее двухсот — трехсот зеленых стеблей, которые успевают вытянуться на несколько метров, прежде чем осенние штормы остановят их рост. Несмотря на град, снег и тяжелые сосульки, повисающие на стеблях, туссок остается зеленым круглый год.

Лейтенант Ричард Клемент Монди — первый английский губернатор Фолклендских островов — в донесении, адресованном адмиралтейству в середине прошлого века, назвал туссок «золотым нимбом архипелага».

В те времена еще были основания говорить, что туссок сияет над обоими большими островами подобно золотому нимбу. Острова были целиком покрыты этими мнимыми пальмовыми лесами. В наши дни туссок растет лишь на нескольких островах, на которых невыгодно пасти овец или слишком трудно высадиться на берег.

Туссок не гибнет, когда на нем пасутся лошади или коровы, но овцы для него смертельны. Там, где последние двести лет паслись стада овец, туссок исчез бесследно. На крупных фермах, которыми, как правило, владеют лондонские богачи, не увидишь даже стебелька туссока. Такие владельцы заинтересованы только в прибыли, которую управляющим с каждым годом становится все трудней выколачивать из-за неразумной эксплуатации пастбищ, истощения перегноя от пожогов и падения цены на шерсть.