Остров забытых душ

Оказавшись на веранде, чародейка на ощупь добралась до скамьи и, положив руки на деревянный стол, повернула голову во двор. Атэ проследил за её несуществующим взглядом. Клумбы старого парка давно заросли травой. Легкий ветерок шуршал ветвями ив у самой ограды. Где-то вдалеке настойчиво чирикал скворец. Голосу его вторила одинокая квакуха в затянутом ряской пруду. Дождь закончился, но солнце, наполовину скатившееся за горизонт, светило тускло, словно на дворе был не июль – макушка лета, а октябрь.

– Вообще-то, – сказала, наконец, Рэна, – я хотела поговорить тобой.

Атэ поднял бровь, не ожидая, что жест будет замечен. Присев на скамью напротив магессы, он сказал:

– Я слушаю. Рэна медлила.

– Ты пахнешь итой, – сказала она наконец. – Сегодня – сильнее, чем вчера. Позавчера ты принимал чистую, и тебе хватило её только на два дня.

Атэ кивнул, не желая озвучивать правду. Но Рэна, похоже, и так все понимала.

– Позавчера я напугала тебя. Ты не был уверен, что справишься, и вчера решил перестраховаться.

По позвоночнику Атэ пробежала дрожь. Рэна говорила о том, о чём ей не следовало знать.

– Да, – ответил Атэ, когда пауза, повисшая в воздухе, стала слишком долгой. – Инстинкт любого боевого ведьмака – ита. В случае угрозы воин тянется к мечу, мы – к пыльце.

– А сегодня? Была угроза?

Атэ покачал головой.

– Я хотел вскипятить воду.

– И только? Ради бочки с водой?

– Не только, – Атэ почувствовал себя как малец, которого застукали с отцовской табакеркой. Он положил ладони поверх рук чародейки. – Я не могу смотреть на твои руки. Хочу вылечить их сегодня. А завтра, может быть, доберусь до шрамов на лице.

Рэна резко перевернула кисти, так, что теперь ладони Атэ оказались в её руках. Пальцы чародейки оказались там, где под кожей ведьмака билась маленькая жилка.

– Спасибо, – сказала она негромко, и на секунду Атэ почудилось, что он уже слышал этот глубокий мягкий голос, – оценила. И я… хочу показать тебе кое-что. В благодарность. Подарить… Если ты примешь такой подарок.

– Почту за честь.

– Тогда закрой глаза, Атаниэль, – сказала магесса, и по напевности голоса Атэ догадался, что она входит в транс, – и иди за мной.

Секунду Атэ колебался, затем опустил веки и плотнее сжал руки чародейки, стараясь уловить биение пульса, слиться с ним.

– Что ты слышишь, Ата-ниэль? – она произнесла имя нараспев, с двойным ударением, устанавливая пока непонятный Атэ ритм.

Ведьмак прислушался.

– Песню птицы в лесу. Шелест ветра. Капли дождя, – он пытался попасть в тот же ритм, но чувствовал, что у него не получается.

– Какого цвета голос птицы, Ата-ниэль?

– Серебро, звенящее в ветвях, ветер – прозрачен, вода – зелена.

– Что там, под водой, Ата-ниэль?

– Дыхание рыб.

– А над ней?

– Шёпот цветов.

– Раскрой ладони, Ата-ниэль.

Атэ повиновался, переворачивая руки.

– В твоих ли ладонях этот цветок, Ата-ниэль?

Атэ улыбнулся. Конечно, в его ладонях не было цветка. Но ему на секунду почудилось, что это нечто вроде проверки. Рэна, будь её руки свободны, легко получила бы сюда этот несчастный цветок. Она хотела доказать, что он, ведьмак, не способен на это, но…

– Да, – ответил Атэ от одного лишь желания противоречить, – этот цветок – у меня.

– Его лепестки…

– Его лепестки белоснежны, а сердцевина золотится солнцем. Да. Этот цветок у меня.

Внезапно Атэ почувствовал, что по его пальцам стекает вода. Он резко открыл глаза и увидел на своих ладонях прекрасную золотисто-белую нимфею, ещё влажную от недавнего соприкосновения с водой.

– Как… ты… – выронив цветок, Атэ резко схватил Рэну за запястье и, не замечая, что причиняет магессе боль, принялся поворачивать её руки в разные стороны, проверяя, целы ли наручи.

Убедившись, что они на месте, Атэ, наконец, отпустил руки чародейки, и та тут же прижала их к себе, баюкая одной другую.

– Как ты это сделала?

На лице Рэны отразилась почти детская обида.

– Я ничего не делала, ведьмак, – она почти шипела, – если бы

И могла что-то сделать, меня бы тут не было.

* * *

Атэ не заметил, как выскочил с веранды и, миновав коридоры, пронёсся насквозь через дом. Размеренно, будто безмозглый каменный голем, размашистыми шагами он двинулся по прямой. Атэ проскакивал аллею за аллеей, поворачивая интуитивно, и пришёл в себя лишь тогда, когда дыхание его сбилось, а кровь вовсю стучала в висках. Атэ огляделся. Кругом царил полумрак. Клумбы давно остались позади, да и среди деревьев в этой части парка преобладали не ивы, а разлапистые ели. Разглядев вдалеке скамейку, он подошёл к ней, уселся, по-военному широко расставив ноги, и, упершись локтями в колени, опустил на раскрытые ладони лицо.

Что произошло только что?