Остров затерянных душ

Райналя забавляло, что в тот момент, когда он насвистывал короткую мелодию, оказавшиеся поблизости медососы-колокольчики раздували грудь, раскрывали клювы и «воздух наполнялся гармоничными звуками»!

Несколько реже их навещал еще один голосистый медосос – новозеландский туи, Prosthemadera novaeseelandiae, которого первопроходцы в Новой Зеландии называли «птицей-пастором» за его белый воротничок, изящно контрастирующий с угольно-черным оперением.

«Два больших белых пера развевались на его груди, делая внешний вид необычным и придавая важности его облику».

Невзирая на суматоху, которую создавали Масгрейв, Джордж и Алик, расчищая холм, птицы сбивались в стайку неподалеку – как для защиты, так и для компании.

«С этими безобидными пичугами хищные птицы вели беспощадную войну, – продолжает свой рассказ Райналь. – Частенько мы видели этих хищников умостившимися парами на сухих деревьях на берегу. Неподвижные, безмолвные, наполовину спрятав голову под крыло, они осматривали округу пристальным взглядом больших глаз».

То были новозеландские соколы, Falco novaeseelandiae, величественные хищные птицы, знаменитые своим абсолютным бесстрашием и презрительным отношением к человеку. Они выслеживают добычу в обескураживающей тишине, а затем бросаются стрелой на жертву со скоростью, превышающей сто пятьдесят миль в час, и, издав короткий, леденящий кровь крик, хватают несчастную маленькую птичку в полете. Туи часто обороняются, контратакуя стаей. У людей, потерпевших крушение, нашелся более простой способ: один из них хватал ружье и убивал сокола наповал.

«Но сейчас у нас есть дела и поважнее», – пишет Масгрейв.

Пальба по соколам была бесполезной тратой времени и сил, равно как и ценных боеприпасов.

«Мы должны построить себе жилье, так как палатка, в которой мы сейчас живем, – место ужасное. Боюсь, мы умрем от холода, прежде чем переберемся из нее. Падальные мухи портят яйцами наши одеяла и одежду и все приводят в настолько отвратительное состояние, что хуже и не представить».

Остальные горячо поддерживали такие его настроения.

«Все мы работали, не жалея себя», – записал Масгрейв ближе к концу первой недели их пребывания на острове.

Сам он был так занят, что у него не оставалось времени делать регулярные записи в своем журнале.

«Мистер Райналь, который быстро набирается сил, ведет свой дневник, – сообщает он и прибавляет: – Ему настолько лучше, что он собирается завтра работать».

И это несмотря на неизменно скверную погоду.

«С севера постоянно дул ураганной силы ветер, сопровождаемый ливнем. А ведь это была середина лета!» – позже отметил Райналь.

В воскресенье, 10 января, более чем через две недели после летнего солнцестояния в Южном полушарии, в конце концов выглянуло солнце.

«Легкий западный бриз разогнал облака, наконец нам открылось небо, – радуется Райналь. – Какое оно прекрасное, какое доброе! Как мы могли не увидеть в этом доброго знака, обещания счастья и скорого освобождения?»

Для него было совершенно естественным то, что наступление хорошей погоды он мог созерцать именно в этот день, воскресенье, как предвестие того, что его ждет лучшая участь, и, по всей видимости, Энри, Джордж и Алик разделяли его чувства.

«В эту благословенную минуту покоя, после тяжких испытаний, через которые нам пришлось пройти, все мы в глубине наших сердец испытали неодолимое стремление вознести молитву», – повествует Райналь далее.

Эта идея вновь ожила, когда капитан Масгрейв отыскал в своем сундуке Библию.

«Мы упросили его почитать отрывки из Евангелия, – пишет Райналь, – и, усевшись у палатки, слушали его с глубочайшим вниманием».

Масгрейв остановил свой выбор на Евангелии от Матфея. Райналь повествует, что, когда капитан читал о проповеди Христа, посвященной любви к ближнему, у всех слушающих потекли слезы. Сам Масгрейв этот эпизод не упоминает, но, как оказалось, для всех пятерых отшельников это событие имело крайне важное значение.

Глава 6 Добыча

Когда в небе сияло солнце, участок, отведенный под строительство, производил очень благоприятное впечатление.

«Здесь, где стоит наш лагерь, вдоволь древесины и есть прекрасный ручей с чистой водой», – записал Масгрейв.

Впрочем, скоро стало понятно, что построить бревенчатый дом в духе американского Фронтира из ровных, уложенных друг на друга древесных стволов с законопаченными мхом щелями, как они сначала задумали, будет невозможно. Местный лес был для этого слишком искривленным, бревна из него, по словам Масгрейва, получались «недостаточно длинные и толстые, чтобы построить настоящий бревенчатый дом». «Поэтому нам придется устанавливать их вертикально», – пишет он дальше.

К счастью, они могли опереться на опыт Райналя, приобретенный на золотых приисках, где он строил жилища из древесных ветвей, используя кору в качестве кровельного материала, а из камней и глины, высушенной на солнце, сооружал саманную печь. Его силы быстро восстанавливались, и уже через несколько дней он мог не только давать советы, но и помогать делом.