Остров звезд

– Можешь не беспокоиться, – в отличие от него, я был абсолютно уверен в нашем будущем, – бездари и спекулянты переведутся нескоро, но «Блудного сына» ждет прекрасное будущее. Я тебе обещаю, друг! – я положил руку на его плечо. Хем лишь тяжело вздохнул, и, понурив голову, полностью погрузился в очередную мрачную апатию.

Следовало признать, из всех нас он наиболее трепетно относился к нашему непростому искусству. Как истинный музыкант, он почитал Музу, которую надо восхвалять и посвящать ей песни, как некие дары. Продавать ее за деньги для него было слишком большим кощунством. Музыка – не та доступная дамочка из квартала красных фонарей, а целомудренная принцесса, и относиться к ней надо соответствующе.

Боже мой, что с тобой сделали родители. Если бы только не моя врожденная тяга к реальному миру, наверное, я бы его не понял никогда.

С Хайером, например, все было гораздо проще. Для него музыка все равно, что звон монет – элементарное уравнение, которое решить под силу любому школьнику. И в гробу он видал весь пафос и высокие идеалы. Не для того родился, и не для того постоянно настраивал свою гитару. Тараканы из его головы так и лезли. Я не видел в жизни еще ни одного человека, который был бы настолько повернут на деньгах и телках. И на своей гитаре, разумеется.

До Эрла обычно не доходило. Я спускал весь пар на эту парочку. В одном меня раздражала зашибленность мозгов, существующая где-то в белом шуме между классикой и современным роком, во втором – его никчемная самовлюбленность. Как мне поделить их между собой? А Эрл, наш мохнатый медведь… Он постоянно пребывал в пространном мире ритмов. Не сомневаюсь, что он был из тех, кто попросту не задумывался о великой цели музыки, что в общем-то его и устраивало. Как и меня, впрочем, его характер.

ГЛАВА 7. ЭТО ЗНАЧИТ «НЕТ»

Следующие дни прошли однообразно и тоскливо. Я засыпал с мечтой о великой мечте, ворочая ногами и просыпался с ней же. Все было скучно. Видимо, выдав все, что могли на студии звукозаписи, мы перегорели и теперь с трудом давили из себя музыку, как ленивцы, жующие эвкалипт – по ноте в час. А когда очередная репетиция свелась к тому, что мы просто молча сидели, взирая друг на друга, я принял решение, что нам надо отдохнуть. Не от музыки, нет. Ее в голове хватало, как того девятибалльного шторма. Отдохнуть, как тем опостывшим любовникам, которых уже не тянет друг к другу. Освежить наши отношения, освежить мысли, и просто праздно побездельничать.

– Возьмем отпуск? – парни кивнули. Нам явно нужна была передышка.

Что делали музыканты в те дни, я не знал.

Что делал я? Складывал самолетики из бумаги, смотрел телек или просто сочинял. Среди мыслей и рифм искал очередной хит. Пытался найти ту проникновенную мелодию, что еще громче зазвучит в головах наших фанатов. Мне было мало того, что я уже сделал. Было мало тех навязчивых мелодий и слов, которые всякий раз доводили до исступления зрителей на каждом концерте. Я рылся в себе, в скрытых закоулках памяти, разыскивая ту славную историю, которую бы мог выдавить рифмами из себя, как рвоту, которой и дела нет после очередной пьяной вечеринки. Она-то приходит без спроса. А вот новая песня – надо еще сильно постараться.

В моем поиске я довел себя до крайности, почти до исступления. Но, как не ковырялся, так и не смог обнаружить хоть что-нибудь, пусть самое простое и посредственное. Неужели я так мало знал о жизни?

Телефон молчал, как проклятый. Сейчас я был бы рад любому случайному звонку. Так, лишь бы перекинуться парой слов. И даже Хемингуэй забыл мой номер, хотя иногда мы созванивались по несколько раз на дню. Время шло, а тишина все больше заполняла пространство вокруг. Как странно, я совершенно не привык к ней. Моя жизнь всегда была наполнена звуками, мелодиями, ритмом увядающего городка за окном. Пускай пройдет еще десять-двадцать лет и все тут иссохнет, и жизнь остановится. Но мое время – сейчас! Всего неделя отшельничества, а я уже спорю и воюю сам с собой, всячески пытаясь отвлечься на музыку, которая сумбуром звучит в голове, не принеся ни одной конкретной ноты.

Так и сидел сиднем взаперти, погрязнув в какофонии мыслей, слов и нот. А однажды, в секунду беспробудного отчаяния даже было попробовал набрать номер мистера Шорта, но тот уверенно не брал трубку, переводя звонки на автоответчик. Каюсь, с ним бы разговаривать точно не решился. Но всячески надеялся, что Лайонел не забыл о своем обещании после нашей записи.