Бенджамен Моррель, капитан американского парусника, побывал на Эйкбоу в поисках морского котика. Человек с воображением, он даже в мыслях не смог себе представить истинных размеров богатства, лежащего прямо на поверхности земли, под птицами. Капитан вел дневник. Его запись об острове, датированная 6 октября 1828 года, гласит: "Это отличное место для охоты за самым большим океанским левиафаном*, за настоящим усатым китом**. Их много подходит здесь близко к берегу примерно в середине июня. А два месяца, октябрь и ноябрь, остров буквально покрыт пингвинами и олушами. Сюда приплывает также большое количество котиков. Мы взяли тысячу шкурок всего за несколько дней. Поверхность острова покрывает слой птичьего навоза толщиной до двадцати пяти футов".
_______________
* Л е в и а ф а н - по библейским преданиям, огромное морское чудовище. - Прим. ред.
** У с а т ы е к и т ы - подотряд беззубых китов. - Прим. ред.
Если бы Моррель добыл не тысячу котиковых шкурок, а много больше, то все равно ценность их никогда не превысила бы того богатства, которое заключал в себе "птичий навоз". Через несколько лет капитан смог бы лично оценить важность своего открытия, если бы вновь побывал на Эйкбоу. Дело в том, что ко времени его визита на остров ученые США и Европы еще не были достаточно осведомлены о подлинной ценности гуано. Несколькими годами позже записки Морреля попали в руки одного дальновидного ливерпульского дельца, по имени Эндрью Ливингстон. В 1843 году он послал свой бриг "Эн" на Эйкбоу и вернулся в Англию с целым состоянием, упрятанным под палубой.
Британский торговый флот переживал тогда тяжелый период своего существования. Ливерпуль был наводнен безработными моряками. Безмолвные суда рядами стояли на якорях у опустевших причалов. Такого застоя не помнили со времен торгового спада в "голодных сороковых" прошлого столетия. В другое время затею с Эйкбоу посчитали бы чистейшим безумием.
Как это часто бывает, предприятие Ливингстона вскоре перестало быть тайной, и целые флотилии судов кинулись на "уборку" и дележ баснословных "урожаев". Всю территорию острова застолбили, точно в его недрах таились золотоносные россыпи или целые залежи алмазов. Каждая пароходная компания имела там свой участок.
Прошло немного времени, и вся видимость порядка на острове исчезла царствовал закон силы. В общей неразберихе борьбы за гуано в дело шли даже кирки и заступы. Мертвых хоронили тут же, в толще гуано, после чего бесцеремонные "старатели", обрабатывая места захоронения, раскапывали мертвецов и снова хоронили в гуано...
Наконец, из Кейптауна на остров для наведения порядка отправили пятидесятипушечный фрегат "Изиду" под личным командованием адмирала сэра Джона Маршалла. Адмирал, прославившийся своей расправой с последними пиратами в африканских водах, быстро навел порядок среди мятежных сборщиков гуано.
А торговые суда все приходили. О впечатлениях тех дней сохранились записки адмирала Маршалла в старом вахтенном журнале, который мне удалось разыскать в военно-морских архивах Саймонстауна: "Вообразите флот, в составе примерно двухсот двадцати пяти парусников, многие из которых давно следовало сжечь; капитанов - с сомнительной репутацией и с не признающими дисциплины командами; вечно пьяных матросов и рабочих, которых собралось здесь более трех с половиной тысяч. Образовалась самая шумная якорная стоянка в мире. Тем не менее наблюдать этот "великий флот" в обстановке, я бы сказал, незаурядных опасностей - одно удовольствие. С превеликим хладнокровием управляются они с такими трудностями, при которых другие определенно спасовали бы, проявляя при этом бесстрашие и чудеса искусства судовождения. Волны так огромны и сильны, что "Изида" непрерывно клюет носом, заливая пушки на верхней палубе. К этому нужно прибавить полнейшую незащищенность острова от западных штормовых ветров, да и от любых ветров вообще".
Каждый вновь прибывший корабль посылал на берег своих старателей, и население Эйкбоу (к октябрю 1844 года) возросло до шести тысяч. Основная масса "залежей" гуано к этому времени была уже разработана, и северная оконечность острова превратилась в сплошной палаточный городок. Люди, отлынивая от работы, укрывались здесь днем и буянили по ночам. Палатки так близко подходили друг к другу, что не было никакой возможности вылавливать там лодырей и продавцов спиртного.