Публикация всех этих материалов, несомненно, стала возможной благодаря инициативе корреспондента, отвечавшего за «школьную» проблематику газеты, – Фриды Вигдоровой. Под «интервью» Марины Николаевны стоит ее подпись; да и без нее мы распознали бы в этих текстах фрагменты будущей повести. Под предисловием к публикации Гуревича и передовицей о сиротах такой подписи нет, но общие идеи, мыслительные ходы, интонации настолько отчетливы, что ошибиться невозможно. Кроме того, из опубликованных недавно дневников Ф. Вигдоровой и из воспоминаний ее родных мы знаем, что Семен Гуревич был близким другом семьи Ф. Вигдоровой – А. Раскина именно в конце 1940-х годов179
.Мы оказываемся перед очевидным фактом: идея «индивидуального подхода» начинает распространяться, хотя еще и без использования этого термина, до совещания и постановления 1947 года о второгодниках. Более того, можно предположить, что она попадает на это совещание и венчавшее его постановление из тех педагогических кругов, с которыми была связана Ф. Вигдорова. Вспомним: впервые о необходимости знать «историю болезни» неуспевающих учеников на совещании заговорил директор 110-й школы Иван Кузьмич Новиков. Видимо, совсем не случайно Новиков стал автором предисловия к книге «Мой класс»180
.История «изобретения» и распространения идеи «индивидуального подхода» во второй половине 1940-х позволяет нам задуматься о том, как была устроена работа послевоенного Министерства просвещения, во всяком случае в тот непродолжительный период, когда во главе его стоял А.Г. Калашников. Отдельные решения и методические указания министерства, вероятно, могли рождаться не только по прямому указанию ЦК или Политбюро и не только в результате работы чиновников и инспекторов. Публикации, подготовленные по инициативе Ф. Вигдоровой в «Комсомольской правде», стенограммы выступлений И.К. Новикова на коллегиях министерства, наконец, вызвавшая такой спрос в педагогическом сообществе повесть «Мой класс» свидетельствуют о том, что в эти годы существовала узкая, но влиятельная группа экспертов-практиков, мнение и инициативы которых могли в некоторых случаях влиять на формирование государственной образовательной политики181
. Именно им мы и обязаны столь ранним началом «оттепели» в советской педагогике.Морально дефективный, преступник или психически больной?
Придя в Клинику детской психоневрологии в середине 1950-х годов183
, приемные родители Норы Ш. пожаловались, что не могут справиться с поведением их приемной дочери: она постоянно убегала из дома, врала и портила вещи. Нора родилась во время голода 1946 – 1947 годов. Ее мать умерла после родов, и первые три месяца своей жизни Нора провела один на один со своим «психически больным отцом». После того как Нору поместили в дом ребенка, она переболела дизентерией и множеством других болезней. В биографическом описании, выполненном во время первого визита в клинику, говорится, что детство Норы проходило в «очень тяжелых условиях», вызывавших у нее «состояние крайнего истощения». Медицинское заключение отмечает:Развивалась с опозданием, фразами начала говорить только с 5 лет … В 8 перенесла тяжелую корь, осложнившуюся пневмонией. Периодически испытывала головные боли с тошнотой и кратковременными подъемами температуры. В течение ряда лет иногда страдала ночным недержанием мочи.
В 9 лет Нора начала убегать от приемных родителей и из школы. У нее также отмечали склонность к излишнему фантазированию: «…о своих уходах рассказывает всякие небылицы и каждый раз разное. Называет себя вымышленными именами». По словам приемной матери, Нора «в последнее время … стала еще более замкнутой, раздражительной, лживой, неряшливой. Рвет тетради, портит вещи … В школе рассеяна, утомляема». Доктора в клинике отметили, что, хотя в целом девочка была дружелюбной и открытой для общения, она становилась печальной и опускала голову, как только разговор заходил о ее побегах из дома.