Работа комиссии была сразу же заметно осложнена спорами о трактовке базового понятия «политехнизация». Уже в декабре 1952 года на заседании комиссии А.Г. Калашников выступил с предложением обсуждать политехнизацию в аспекте формулирования конкретных требований, предъявляемых к профессиональной подготовке выпускников средней школы397
. Позиция Калашникова, настаивавшего на максимальной конкретизации задач политехнического обучения, не нашла общей поддержки. Вопрос о составе и характере требований к подготовке выпускников школ не получил ясного ответа ни тогда, ни позже.Почему этого не произошло? Представляется, что дальнейшее прояснение этого вопроса оказалось заблокировано в силу возникшей перспективы раскрытия реального положения дел в промышленности СССР, которая продолжала нуждаться в низкоквалифицированной рабочей силе, что косвенно свидетельствовало о настоящем уровне ее развития. Соответственно, приходилось либо искусственно отделять дискуссию о политехнизации школы от проблем профессиональной подготовки учащихся398
, либо прямо признавать, что школа может давать только навыки профессий, не требующих высокой квалификации399.Более того, навыки, необходимые для работы по низкоквалифицированным специальностям, фактически можно было освоить и без продолжения образования после 8-го класса в какой-либо форме400
, что в дальнейшем поставило под удар основные положения школьной реформы 1958 года, исходившей из требования предоставить подросткам возможность продолжить обучение в той или иной форме и после окончания восьмилетней школы. Поскольку для поступления в вузы требовался аттестат об окончании полного курса средней школы, шансы детей из семей рабочих и особенно крестьян на получение высшего образования падали. По данным исследования «О социальном составе студентов высших учебных заведений», проведенного Центральным статистическим управлением СССР и Министерством высшего и среднего специального образования СССР, в 1959/60 учебном году число детей служащих, рабочих и колхозников среди студентов всех высших учебных заведений СССР составило 58, 28 и 12 % соответственно. В вузах Москвы, где обучалось 19 % всех студентов СССР, училось только 2 % детей колхозников401.В кругах экспертов и педагогов-практиков усугублялись растерянность и сомнение в том, что школьная политика государства имеет ясные стратегические задачи. Так, на совещании в АПН РСФСР по реорганизации школьного обучения в апреле 1958 года директор Института дефектологии АПН А.И. Дьячков признавался, что, несмотря на присутствие на «всех совещаниях», он не в состоянии «понять, что следует подразумевать под подготовкой к практической деятельности»402
. Неудивительно, что в такой ситуации проблемы формирования адекватных учебных программ, содержательного наполнения учебного процесса и его администрирования для обеспечения профессионализации не получали внятного разрешения.Количество нерешенных и даже не предусмотренных реформой вопросов, выявлявшихся в ходе встреч с учителями и родителями, нарастало лавинообразно. Только на одной встрече министра просвещения РСФСР Е.И. Афанасенко с активом работников народного образования Москвы в Колонном зале Дома союзов в ноябре 1958 года многократно поднимались так и не получившие ответа вопросы о пенсионном обеспечении учителей, об организации профессиональной подготовки школьников в районах со слабой промышленной базой, о возможном сокращении кадров учителей403
. В конце концов центральная союзная власть уклонилась от заполнения выявившихся в ходе осуществления школьной реформы 1958 года организационных и правовых лакун, полностью передав задачу точного определения конкретного характера профессиональной подготовки в школе в компетенцию местных властей404.