Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)

К концу 1920-х – началу 1930-х годов эта система идей была вытеснена новым, гораздо более жестким и доктринерским подходом, который прокламировали сторонники другого направления в психологии и педологии А.Б. Залкинд и А.А. Залужный. Здесь центр внимания переносится на среду, в которой живет и воспитывается ребенок (а не на наследственность и имманентные качества), на коллектив, а не на индивидуальные особенности ребенка. Журнал «Педология» под руководством Залкинда приступает в эти годы к последовательной критике и разгрому «извращений», допущенных П.П. Блонским и другими педологами 1920-х, в том числе и М.Я. Басовым и его учениками. Этапной стала опубликованная в 3-м номере за 1931 год статья М.П. Феофанова «Методологические основы школы Басова», в которой работы Басова были признаны противоречащими духу и букве марксизма, эклектичными и наносящими вред образованию будущих педагогов. Басов уволился из ЛГПИ, пошел работать на завод рабочим и вскоре, получив производственную травму, погиб от заражения крови.

Инициатива масштабной критики молодой науки оказалась для Залкинда в карьерном смысле бесполезной – его вскоре отставили с поста главного редактора журнала, однако обновленная – дезинфицированная и унифицированная – педология еще несколько лет продолжала свое триумфальное шествие. Именно с начала 1930-х годов начинается широкое внедрение педологии в школу: этой кампанией руководили Н.К. Крупская и покаявшийся в своих «извращениях» П.П. Блонский. На основании педологического обследования, далеко не всегда проводившегося компетентными специалистами, детей сегрегировали по классам и школам в соответствии с их фактическим и психическим возрастом.

Эта практика вызывала критику учителей и родителей, однако бесперебойно продолжалась до июня 1936 года. В этот момент, совершенно неожиданно для активных участников процесса, Центральный комитет партии выпустил печально известное Постановление «О педологических извращениях в системе Наркомпросов». По замечанию А. Эткинда, «последовавшая сразу за ним серия приказов Наркомпроса ликвидировала все педологические учреждения и службы, изъяла из библиотек книги и учебники, создала в пединститутах единые кафедры педагогики, открыла курсы переподготовки бывших педологов, расформировала спецшколы всех типов»142. По подсчетам других исследователей, в течение шести месяцев после выхода постановления педология стала предметом обличения более чем в ста статьях и брошюрах143. Печальная участь ожидала и борца за чистоту педологии Арона Залкинда: он умер от инфаркта, выйдя с собрания, на котором было зачитано Постановление ЦК «О педологических извращениях…».

К июню 1936 года школа Басова и методика объективного наблюдения были давно вытеснены из публичного поля и, казалось бы, прочно забыты. Однако во второй половине 1940-х, благодаря тому, что на ведущих руководящих постах в образовании и психологической науке остались люди, которые хорошо помнили основные положения методики Басова (А.Г. Калашников, К.Н. Корнилов), оказалось возможным «контрабандой», в предельно упрощенном виде провести ее в качестве наилучшего средства борьбы с неуспеваемостью и второгодничеством.

Как бы тогдашние идеологи переизобретения «индивидуального подхода» ни стремились скрыть происхождение насаждавшегося ими метода, сами они прекрасно отдавали себе отчет, кому они обязаны лекарством от затянувшегося социального недуга. В архиве 1-го отдела Министерства просвещения сохранилось письмо о состоянии школьной психологии в СССР, которое было подготовлено для Женевского интернационального бюро воспитания в ноябре – декабре 1947 года, то есть буквально месяц спустя после совещания по второгодничеству. Текст, который предназначался к отправлению в Женеву, выглядит как квалифицированный пересказ работ Басова и его учеников: