«Кто еще внутри?» — спросил японский сержант. Я ответил, что там тюремщик. Тогда несколько солдат притащили тюремщика и связали его. Через некоторое время они привели верховного комиссара, которого застали в бунгало, и тоже связали. Потом японцы ринулись в тюрьму и в поисках оружия обшарили каждый уголок. Через два дня, убедившись, что его пет, они открыли тюремные ворота и выпустили заключенных. В то время каторжников было всего двести.
— И их не вернули обратно в камеры?
— Нет, их освободили, но они должны были трудиться в рабочих командах, что было нисколько не легче, чем в тюрьме, а, может быть, даже тяжелей.
— Ив тюрьму больше никого не сажали?
Лахман Сингх многозначительно посмотрел на Джирия Дайяла. Охранники переглянулись.
— Да нет, ее снова заполнили, — сказал Лахман Сингх.
Джирия Дайял, хранивший до сих пор молчание, продолжил рассказ.
— В нее попали заключенные другого рода — лица, подозреваемые в шпионаже в пользу англичан. Японцам казалось, что местное население информирует англичан, так как всякий раз, когда сюда заходили японские суда, прилетали английские бомбардировщики и бомбили их.
— Джирия был одним из новых заключенных, — усмехнулся Лахман Сингх.
— Да ну! Каково же было оказаться по другую сторону решетки?
— Ужасно, — заверил Джирия Дайял, полный мужчина с круглым выразительным лицом.
— Много тяжелой работы?
— Много пыток, — уточнил охранник, — взгляните.
Он показал свои руки. Они были страшны. Пальцы искривлены, изуродованные ногти росли неровными, вздутыми шишками.
— Они загоняли под ногти раскаленные иглы, жгли ноги.
Джирия Дайял засучил штанину и показал большие участки блестящей кожи, где не росли волосы.
— Японцы зажигали куски бумаги и держали ногу над огнем до тех пор, пока кожа не начинала шипеть и не появлялся запах горящего мяса. Я пробыл там всего три месяца, но постарел лет на тридцать.
— Почему японцы подозревали вас в шпионаже?
— Не только меня. Большинство грамотных индийцев находились под подозрением. Японцы считали, что только люди, имевшие хоть какое-нибудь образование, могли быть шпионами. Четыре года японской оккупации были подобны кошмару. И только когда они ушли, мы вздохнули свободно.
В этом месте Пхатак, который начал обнаруживать признаки беспокойства, прервал его:
— Если вы хотите осмотреть действующую тюрьму, то лучше поторопиться. Осталось всего десять минут до обеда.
Мы поднялись.
— Аза что сидят заключенные сейчас? — спросил я Пхатака.
— Большей частью за мелкие преступления, — ответил тюремщик, — запрещенное самогоноварение, браконьерство и т. д. Но время от времени к нам попадают и опасные преступники.
Он провел нас мимо камер. В этот час дня они были пусты. Однако в одной из них мы неожиданно увидели сморщенного старика с молочно-белыми волосами. Заметив нас, он шагнул вперед, прижался к решетке, сложил руки и склонил голову как бы в молитве. Он выглядел таким несчастным и кротким, что я не удержался и спросил:
— Что он сделал?
В моем голосе, должно быть, звучало сострадание, так как Капур заметил:
— Приберегите свое сочувствие для кого-нибудь еще. Это отъявленный садист, детоубийца. Его прислали к нам с материка. Старик зарезал в ссоре своего маленького племянника. Как крестьянин, он после освобождения получил ферму. Но вместо того чтобы жить мирно, снова нашел повод для ссоры с соседом-фермером и изрубил его маленького сына на куски. Его приговорили к пожизненному заключению.
— Почему он сейчас в камере, а не с другими заключенными?
— Он прикидывается сумасшедшим, пришлось запереть его и держать под наблюдением.
Из соседней камеры пристально смотрели на нас сквозь решетку заключенный помоложе, с коротко остриженными волосами. Заметив наше приближение, он быстро спрятался за стеной и только вытянул шею, чтобы не потерять нас из виду.
— Другой опасный преступник? — спросил я.
— Сумасшедший с опасными наклонностями. Так как у нас на островах нет психиатрической больницы, его держат в тюрьме, — ответил Капур.
Наступило время обеда. Заключенные быстро разбирали свои алюминиевые тарелки и кружки и становились в строй, чтобы идти на кухню.
Возвратившись в контору, я поблагодарил старшего тюремного врача, тюремщика и двух охранников, показавших мне тюрьму, и попрощался. Лахман Сингх проводил меня до выхода и отдал честь.
Я оказался в Чатаме и уже сожалел о том, что так поспешно отпустил такси. Было около четырех, а примерно через час я условился встретиться на набережной с Говиндараялу, чтобы присутствовать на открытии сельскохозяйственной выставки.
Шринивасан, которого я также должен был увидеть и на машине которого предполагал вернуться обратно, стал извиняться:
— Неожиданные обстоятельства заставляют меня задержаться по меньшей мере еще на час. Лучше всего позвонить на стоянку такси.