Островитяне

Он, очевидно, испытывал ко мне неприязнь, раз избегал глядеть мне в глаза. Меня больше всего поразило его сходство с ним. Но ведь этот человек такой старый!.. Сначала я подумала, что передо мной его отец, но нет, я знала, что его родители умерли десятки лет назад, задолго до нашей встречи. Он рассказывал мне про своего брата-близнеца, однако утверждал, что они практически не поддерживают отношений. Может, это и есть тот брат-близнец, его живое подобие? Разве представишь, как изменился человек, которого ты не видела двадцать лет? Неужели именно так он выглядел перед смертью?

– Мой брат оставил для вас четкие инструкции, – сказал человек, тем самым проясняя ситуацию. – Можете подняться в его комнату, если хотите, только ничего оттуда не забирайте.

Поэтому я сбежала ото всех и тихо поднялась по лестнице в комнату под самой крышей.

В кабинете витала еле заметная голубая дымка – то, что от него осталось. Комната, должно быть, пустовала уже несколько дней, однако легкий туман, которым он дышал, сохранился.

Внезапно меня вновь захлестнула печаль; я вспомнила тот единственный раз, когда я легла с ним в постель, вспомнила, как свернулась клубочком рядом с ним, обнаженная, сияющая от возбуждения и удовольствия, пока он втягивал в себя едкий дым сигары и выдыхал его затейливыми клубами. Это была та же самая кровать – узкая кровать в углу с голым матрасом.

Теперь я не посмела подойти к ней; от одного взгляда на нее мне становилось больно.

Пять сигар – возможно, последние сигары, которые он купил, лежали на краю одного из столов. Упаковки нигде не было видно. Я взяла одну из них, поднесла к носу и вдохнула аромат табака, подумала о той сигаре, которую курила вместе с ним, наслаждаясь влажностью его слюны на моих губах. На мгновение комната поплыла у меня перед глазами.

За всю свою жизнь он ни разу не покидал родной остров, даже когда ему начали присуждать награды и почетные звания. Когда я лежала в его объятиях, безмолвно ликуя от того, что его ладонь покоится на моей груди, он попытался объяснить мне свою привязанность к Пикаю, объяснить, почему не может покинуть остров, чтобы быть со мной. Это остров следов, сказал он, остров теней, которые идут за тобой по пятам, ментальных отпечатков, которых ты лишаешься, когда уезжаешь. Почувствовав, что во мне усиливается другая, менее мистическая потребность, я ласками заставила его замолчать, и вскоре мы вновь занялись любовью.

А затем последовали годы молчания, и у меня даже не было полной уверенности, что он вообще обо мне помнит.

Слишком поздно я получила ответ – когда прибыло первое сообщение. Двадцать лет, шесть недель и четыре дня спустя.

Большие автомобили медленно подъехали к дому, один за другим затихли их двигатели.

Я отошла от пюпитра, взволнованная воспоминаниями, но мысль о том, что они навсегда останутся только воспоминаниями, привела меня в отчаяние. Когда я отвернулась от сияющего окна, мне показалось, что голубой воздух в центре комнаты сгущается, обретает плотность и структуру. Вокруг меня закружилась дымка. Я отступила, чтобы посмотреть со стороны, снова шагнула вперед… Завитки обрели форму, образовали призрачный слепок его головы, его лица. Это было лицо, которое я видела двадцать лет назад, а не то, которое знали все, и не подобие седого старика, похожего на его брата-близнеца. Для меня время остановилось, для меня проявился оставленный им след. Его лицо было словно маска, однако со множеством деталей. Струйки дыма придавали форму губам, волосам, глазам.

На секунду перехватило дыхание, нахлынули паника и благоговение.

Его голова была слегка наклонена набок, веки почти смежены, рот чуть приоткрыт. Я наклонилась вперед, чтобы поцеловать его, почувствовала легкое давление дымных губ, прикосновение призрачных ресниц. Всего лишь миг…

Его лицо искривилось, отлетело прочь. Глаза плотно зажмурились. Рот открылся. Струйки дыма, из которых состоял лоб, превратились в морщины. Он откинул голову назад, зашелся в сильном кашле, раскачиваясь взад и вперед от боли, задыхаясь, пытаясь как-то убрать то, что затрудняло ему дыхание – где-то там, внизу.

Ярко-красная струйка вырвалась из облачка – открытого рта. Капельки алого дыма. Я в ужасе отпрянула, и поцелуй прервался навсегда.

Призрак хрипел, сухо кашлял, теперь уже часто, слабо и безнадежно. Он смотрел прямо на меня – со страхом, болью и нестерпимым чувством потери, но струйки дыма уже распутывались, рассеивались.

Красные капли упали на пол, образовав лужицу на листе бумаги. Я опустилась на колени, чтобы получше рассмотреть ее, провела пальцами по вязкой жидкости. Когда я встала, на моих пальцах остались кровавые разводы, однако воздух в кабинете очистился. Голубая дымка растворилась. Последние его следы исчезли. Остались книги, пыль, солнечный свет, темные углы.

Я бросилась вон из комнаты.