Островитяне (СИ)

Я снял с полки книгу «Моя сторона горы», прочитал аннотацию на задней стороне обложки. Книга про мальчика, который сам научился выживать в дикой природе. Я подумал, что у нас с ним много общего, и решил начать с этой книги.

За окном ревела буря, деревья качались как сумасшедшие. Я включил настольную лампу, лег на кровать под круглым окном, обложился подушками и открыл первую страницу.

Не знаю, сколько прошло времени, но, когда я случайно поднял глаза, снаружи было темно. Причем отвлек меня не шум ветра, а его отсутствие. Я выглянул в большое окно и увидел, что буря закончилась. В темноте и тумане вставала луна.

Который час? У меня заурчало в животе. Я вылез из кровати, перевесился через перила. Отсюда мне было видно гостиную, кухню, коридорчик, который вел в спальню Хани, — а сама Хани куда-то подевалась. Ничего себе — бабушка не только не приготовила ужин, но и не крикнула мне, что идет спать. Я провел на острове совсем немного времени, а уже понял, что Хани не очень-то любит готовить, наводить чистоту и ходить за продуктами. Но я-то еще ребенок. И хочу есть.

Я спустился вниз и стал рыться на кухне. В шкафах не нашлось почти ничего съедобного. Тогда я открыл холодильник. Набит до отказа! Я вытащил пластмассовый контейнер, снял крышку! Фу! Меня чуть не вырвало — бывший томатный соус весь зарос плесенью. Я поставил контейнер на место, взял другой. На сей раз открывал его аккуратно. На вид — салат с макаронами, но, понюхав, я чуть не бросил его на пол.

Я открывал контейнеры один за другим, проверял, чем пахнет. Когда закончил, меня подташнивало. Все оказалось непривычным, да и несъедобным. Хоть бы замороженную пиццу, что ли!

В животе опять заурчало. Ясно, видимо, я тут умру не от скуки. А от голода!

Тут я вспомнил про хлеб, который принесла Лоуви. Еще оставалось полкаравая. Я отрезал себе большой кусок, обернул бумажной салфеткой. Молоко выглядело подозрительно, и я налил себе воды из фильтра в высокий стакан. С этой своей добычей забрался назад в лофт. Залез в кровать, погасил лампу и стал жевать хлеб, одновременно глядя через окно, как по лунному небу несутся низкие облака.

Подумал о папе — как он лежит в больничной кровати. Нас разделяли сотни миль, но мы лежали под одной луной, одними звездами. Я гадал, видит ли папа ночное небо. Хочется ли ему есть. Больно ли ему. Думает ли он про меня.

И не стыжусь признаться: в тот вечер я помолился.

— Завтракать! — долетел снизу громкий голос Хани.

«Мамочки, — подумал я. — Если и может быть что-то хуже тропической депрессии, так это еда от Хани».

Я вылез из кровати, спустился на первый этаж, плюхнулся на деревянную табуретку рядом с кухонным уголком, смахнул крошки, прежде чем поставить локти на стол.

— Доброе утро, Джейк, — сказала Хани.

Она была еще в пижаме и шлепанцах, как и я. Мама с папой всегда заставляли меня умыться и одеться, прежде чем сесть завтракать. «Порядок есть порядок», — любила говорить мама. Родители — люди военные, они не разгуливают по дому в пижамах.

Хани стояла перед холодильником, а я не мог понять, как она разберется, что у нее лежит в этих контейнерах.

— Я, похоже, вчера рано заснула и забыла про ужин. Ты уж прости, — сказала Хани. — Когда живешь одна, такое позволительно, но теперь я ведь должна и про тебя думать тоже, верно? Растущему организму необходимо питание. — Она подала мне упаковку апельсинового сока. — Что-то я вчера расклеилась.

— Заболела? — спросил я, наливая сока в стакан.

— Да вчера погода была неважная. А сегодня вон солнце светит, да? — добавила она гораздо бодрее. — Я делаю омлет. Будешь?

Я посмотрел в миску и увидел, что омлет она делает из свежих яиц, которые принесла Лоуви.

— С удовольствием. И можно мне еще кусочек хлеба, который принесла Лоуви?

— Бери, конечно, — сказала она, выливая взбитые яйца на горячую сковороду. — Хорошо у нас этот каравай пошел.

Я не ответил, просто отрезал два ломтя хлеба и положил в тостер. Я смотрел, как Хани открывает маленький контейнер из холодильника, принюхивается.

— Пахнет, кажется, ветчиной. — Она протянула контейнер мне. — Хочешь?

— Нет, спасибо, — торопливо ответил я. Это я точно есть не буду.

Холодильник напоминал машину времени. Да и вообще, насколько я видел, почти все в кухне уже испортилось, плохо пахло или напоминало мумию, с которой сняли обертки.

— Молока будешь? — спросила Хани, вытаскивая пакет.

— Э-э… Хани, у него срок годности закончился.

Хани махнула рукой:

— Ты что, не знаешь, что срок годности всегда ориентировочный? Это молоко еще долго проживет.

«Как и бактерии в нем», — подумал я, скривившись.

— Нет, спасибо. Мне апельсиновый сок нравится.

— Омлет готов, — заявила Хани, подталкивая ко мне тарелку. — Хочешь, еще сыра сверху натру?

Я вспомнил, как она срезала зелень с куска сыра.

— Нет, я лучше так.

Она подала мне тарелку, и я принялся уписывать омлет. Закончив, увидел на столе листок бумаги с моим именем. Пододвинул его к себе.

— А это что?

— Список твоих поручений по хозяйству, — сказала Хани. — Придется тебе мне помогать, пока ты здесь.

Поручений? А я думал, что приехал к бабушке отдыхать!