Островитяния. Том второй

Потом она встала и прошла к себе, так же легко и просто, как делала это когда-то на Острове, и, когда она ушла, я понял, что больше всего хотел снова повидаться с ней наедине, и наш разговор с Тором мало-помалу расклеился.

Вскорости и я поднялся к себе. Две свечи горели на столе, камин был разожжен, поскольку ночи здесь, во Фрайсе, стояли прохладные, а перед камином сидела Дорна, наклонившись к огню и подбрасывая в него новое полено. Мягкие отблески огня вплетались в ее полураспущенные волосы, затененные ресницами глаза ярко горели, хотя выражение их было немного сонным, кожа, казалось, впитала тепло полуденного солнца. Желто-коричневое платье, которое было на ней за ужином, Дорна сменила на мягкую блузу цвета весенней зелени.

— Стало быть, вы уезжаете завтра, — только и сказала она.

— Я рад, что вы пришли, — ответил я, — потому что боялся уже не увидеть вас.

Дорна промолчала. Я пододвинул к огню второе кресло и сел.

— Вот и Тор стал вашим другом, — медленно проговорила она, глядя на языки пламени. — Я боялась, он так хлопочет о том, чтобы вы поселились здесь, только ради меня. Но он любит вас, Джонланг, и тоже хочет видеть вас рядом. Я рада, что все случилось именно так.

— И я, Дорна.

— Я на минутку, — сказала она, умолкая.

Подложенное ею в огонь сырое полено шипело и трещало. Потом стало гаснуть, и глаза Дорны потемнели. Она подтолкнула полено ногой, пламя вспыхнуло с новой силой, высветив ее лицо и ярко блестящие глаза.

— Кажется, мы уже почти все сказали друг другу, Дорна.

И снова она промолчала.

— Пожалуйста, не забывайте, что я просила вас быть свободным, Джонланг. Это главное.

— Хорошо, Дорна. А вы…

— У вас есть для меня совет?

— Будьте настоящей королевой, Дорна, ничем не поступаясь. В этом ваше счастье.

Она согласно кивнула.

— Смогу ли я увидеть вас до вашего отъезда декабре?

— Вряд ли, Дорна.

— Да, я понимаю.

— Полагаю, мой визит оказался успешным.

— Я тоже… и не будем портить его под конец.

— Мы оба любим Тора.

— Моя замужняя жизнь еще только образуется… А что до вас, то, если я сбила вас с предназначенного пути, за вами — Островитяния.

— Я принимаю ее от вас, Дорна.

— Я дарю ее вам только потому, что вы — это вы, Джонланг.

Наступившее затем молчание показалось бесконечным; я упивался близким присутствием Дорны, ее красотой, силой, юностью…

— Я ухожу, Джонланг, — неожиданно раздался ее голос. — Если хотите, я встану проводить вас завтра.

— Стоит ли, Дорна? Не будет ли это…

— Жалкие слова! Нет. Начните вашу новую жизнь прямо сейчас, Джонланг.

— Хорошо, Дорна.

Она встала и обернулась ко мне:

— Чем я могу помочь вам?

— Я достаточно силен, Дорна. Быть может, вам нужна моя помощь?

— Мы всегда сможем возобновить нашу дружбу, — ответила она, — сможем думать о ней и лелеять эту мысль.

Мы глядели друг на друга, а время неумолимо шло, и не было сил двинуться.

— Хотите, я поделюсь с вами одним наблюдением? Подумайте над ним, — сказала Дорна. — Влечение мужчины к женщине заключается в его мыслях и его плоти, и хотя обе страсти влияют друг на друга, они существуют раздельно; у женщины же эта сила — в самой ее сердцевине, и то, что она думает, и влечения ее плоти часто не столь важны для нее, как для мужчины. Ему легче управлять собою, чем ей.

— Это просьба, Дорна?

— Почти… если вы вернетесь.

— Я подумаю над тем, что вы сказали, Дорна.

— Вот и все, о чем я вас прошу.

— Поцелуемся, Дорна, и пожелаем друг другу доброй ночи.

Она коротко, быстро вздохнула. Я обнял ее и поцеловал в губы. На одно мгновение тело Дорны бессильно обмякло в моих руках, но я отпустил ее, хотя и слишком хорошо понимал, что теряю.

Дорна медленно пошла к выходу, я опередил ее и распахнул перед нею дверь. Стоя на пороге, она с улыбкой обернулась ко мне:

— Ведь этого нам достаточно, не так ли, Джонланг.

— Да, Дорна.

Вспышка радости озарила ее лицо. И пока я держал дверь открытой, она вышла, закутавшись в свое длинное зеленое платье.

30 ПРОЩАНИЕ С ДРУЗЬЯМИ

Охотничий домик во Фрайсе был тихим местом, в моей же комнате у Файнов, где я отдыхал после стремительной скачки с Тором и его приближенными, царило безмолвие склепа. Домик во Фрайсе полнился звуками голосов, волнующей близостью Дорны, там я размышлял об открывшихся мне истинах; здесь — хозяевами были мои немногословные старики, даже ветерка не слышно было в послеполуденной тишине, и казалось — пережитое стихает, подобно удаляющимся голосам.