Острые перья

Ей почти удалось убедить себя, что это ошибка. Чудовищная ошибка.

Просто сбой в работе ее пострадавшего мозга — случайное помутнение, галлюцинация. Но потом, день спустя, Наоми потянулась за чашкой кофе, увидела собственное запястье и едва не закричала от ужаса — широкая красная полоса стертой до крови кожи опоясывала ее руку.

— Чем больше возникало таких вот ошибок, тем сильнее я чувствовала злость, — Наоми смотрела на него, не мигая. — Назойливые мысли, содержание которых всегда крутилось только возле одного — убийства. Я хотела убивать. Мне было труднее сдерживаться с каждым днем. Идя на работу, я могла уставиться в спину идущему впереди прохожему и подумать: что, если я сейчас толкну его под машину? Будет ли его тело изломано, как у куклы, останутся ли его кишки на асфальте? Я представляла эту картину. И, что самое страшное — она меня не пугала.

— Меня ты тоже хотела убить? — спросил Арен.

— Я и сейчас хочу, — тускло ответила Наоми. — Что-то внутри меня требует, чтобы я тебя убила.

— Но ты ни разу не предприняла ни одной попытки, — заметил Игараси.

Наоми молчала, и в его голову закралось страшное подозрение.

— Не предпринимала ведь?..

— Нет, — зло прошептала она. — Не предпринимала. Но если бы я любила тебя чуть меньше, Арен… Ты был бы мертв.

— Вот видишь, — Игараси выдохнул, — ты можешь с этим справиться.

Наоми затрясла головой.

— Нет, не могу!

Она сделала глубокий вдох, и тут же закашлялась, прижав ладонь ко рту. Когда Наоми отняла ее, то на коже осталась кровь.

— Что с тобой? — сердце Арена ёкнуло от страха. На ней не было видно ран, но это не означало, что их нет. — Наоми?

— Травы, — закашлялась она снова. — Запах…

Запах — сладковатый, удушливый, на который Арен сразу обратил внимание, как только открыл глаза, — зазвучал сильнее и ярче. Игараси вдруг осознал, почему он показался таким знакомым — так пахло в квартире Наоми.

— Что это за запах?

— Против нечисти, — ухмыльнулась Наоми, поднимая голову и обнажая перепачканные кровью зубы. — Мана пришла ко мне с ним.

— Мана?

— В день, когда меня похитили. Она заявилась ко мне, сказала, что тоже вспомнила кое-что — и что ее преследуют. Я впустила ее в квартиру, рассчитывала поговорить о произошедшем. В конце концов, — Наоми запнулась, — она испытала то же, что и я. Она могла меня понять.

Над ней тоже провели безумный ритуал, — прочитал Игараси между строк. — Мы были одной крови. Сестры по несчастью.

— Я разрешила ей зажечь благовония, потому что знала — они обезвредят и ее саму. Мана сказала, что они нужны, чтобы… оно не вырвалось наружу, — Наоми облизнула пересохшие губы. — Я поверила.

— Они не подействовали на нее? — нахмурился Арен.

— Подействовали. Но она пришла не одна, — просто ответила Наоми. — С ней был Изаму.

Арен стиснул челюсти. Конечно, этот скользкий, изворотливый ублюдок.

— Я попросила разрешить мне устроить инсценировку, — глаза Наоми закрылись так, словно она жутко устала, голос стал звучать слабее. Чувствовалось, что рассказ оставил ее без сил. — Он не стал противиться. Потом мне дали снотворное и привезли сюда.

— Зачем? — задал главный вопрос Арен.

Наоми распахнула веки. Ее глаза были темными, как беззвездная ночь.

— Эксперимент над Маной оказался неудачным. Он не принес того, чего так жаждал Тояма.

Игараси вспомнил маленькие, деформированные слабые когти на руках Маны и ее треснувший череп, поморщился.

— А мой был удачным, — сухо закончила Наоми. — Тояма хочет понять, почему.

— Это движет им? Интерес? Исследование? — Арен не мог не задавать вопросов, хоть и видел, насколько они неприятны ей.

Чем больше ты знаешь своего врага, тем больше у тебя шансов на победу.

— Тояма хочет стать таким же, — усмехнулась Наоми. — Силы — вот чего он желает. Но не понимает, что у всех ёкаев есть две стороны. Тэнгу жестоки к людям, но справедливы. Кицунэ хитры, но добры. В Тояме нет второй, хорошей стороны. Он обладает только темной.

Наоми внезапно замолчала и прислушалась — повела головой вправо, неподвижно замерла, уставившись широко раскрытыми глазами в стену. От того, насколько неестественным было это движение, Арена пробрала дрожь.

— У нас мало времени, — Наоми отмерла так же внезапно, как и оцепенела. — Ты говорил, что Ринджи должен приехать?

— Да, он уже должен был быть здесь, — мрачные мысли, которые Арен старательно отгонял, полезли ему в голову.

В темных глазах Наоми мелькнуло сочувствие.

— Все будет хорошо, — сказала она. Но в ее голосе не было уверенности, только слепое желание приободрить.

Арен хорошо знал, когда она лгала. Почему в тот роковой день, когда Наоми объявила, что хочет развестись, он не распознал ее ложь?

Звякнула цепь. Очнувшись, он посмотрел на нее — Наоми, не вставая, подползла к нему, вытянула вперед руку, насколько это было возможным. Цепь натянулась, завибрировала от силы, с которой Наоми дернула ее.

— Я люблю тебя, — в ее темных глазах появились слезы — как звезды, вспыхнувшие во мраке ночи, — мне так жаль.

Ее протянутая к нему рука тряслась.

Это походило на прощание.