Острые шипы и темные души

– Проходи, – сказала она, сидя в шлафроке на пуфе возле зеркала. – Вчера последний бокал был явно лишним, еле встала… – шутливо поделилась.

Мэделин присела на синий стул, изящно обрамленный деревом, и взглянула в сторону камина, возле которого стояло кресло, точно такое же, как в пустующей комнате неподалеку от оранжереи. Она достала фотографию женщины с флейтой, сидящей в идентичном кресле, и настроилась спросить.

– Я случайно нашла вот это… ты не знаешь, кто изображен?

Беатрис лениво встала, запахнула светлый шлафрок и, зевая, подошла. Увидев фотографию, девушка резко распахнула щурившиеся глаза и с возникшей взбудораженностью произнесла:

– Где ты взяла?

Ее измененный настрой со спокойного на взвинченный смутил Мэделин. Юная замешкала и попыталась объяснить:

– Я… я случайно обнаружила в библиотеке в книге… я не хотела, фотография просто выпала…

Беатрис выхватила из ладони вещицу и молча посмотрела на нее. От наблюдения на лице проявилась печаль, в глазах застыли слезы. Немного успокоившись, подружка произнесла:

– Это моя матушка…

Уста Мэделин медленно разомкнулись и остались приоткрытыми, глаза были подняты на Беатрис.

– Извини, я не хотела брать чужую фотографию, – сказала после.

Беатрис стала уже гораздо спокойнее и, присев на стул рядом, вдруг поделилась:

– Она умерла год назад… даже толком не успела насладиться любимой оранжереей, ее долгожданные цветы едва успели зацвести…

Мэделин выразила соболезнования и искренне сопереживала, ибо также теряла близких. Она насмелилась спросить о случившемся. Беатрис рассказала:

– У нее было больное сердце… отец очень любил матушку, но, к сожалению, слишком поздно понял, в чем крылась ее хворь…

Юная свела в горести бровки и вспомнила, как болела ее матушка.

– Она покоится в семейной усыпальнице неподалеку от церкви… дедушка специально купил этот пустующий склеп… – добавила Беатрис.

Мэделин немного удивила сея покупка и то, что усыпальница ничейная и продавалась…

– Он купил вместе с особняком? – уточнила она.

– Да, почти в то же время… когда посетил церковь и познакомился со святым отцом – мистером Маркамом, а также епископом.

Пошмыгав носом, Беатрис опустила фотографию на стол и вдруг задала вопрос:

– А почему тебя заинтересовала моя матушка?

– О, я просто увидела похожую флейту у белой статуи в холле…

– Да, – сразу перебила подружка. – Это моя матушка… Отец и дед заказали статую после ее смерти как память… Значит ты догадалась по флейте? – изумилась прозорливости и внимательности.

Мэделин не могла рассказать, что побывала в спальне матушки возле оранжереи, поэтому подтвердила только сей факт, а также вспомнила:

– О, а еще я видела очень похожую флейту в музыкальной Алессы…

На это Беатрис поджала гневно губы и быстро встала.

– Это всё бабка, она же мачеха Эстер! – заявила девушка. – Мерзкая жена моего деда присвоила флейту моей матушки и подарила ее своей подруге – жене мистера Верджила на день рождения! Жадная стерва! – не выдержав, выругалась в конце.

Забродив вокруг с руками крест-накрест на груди, Беатрис одновременно говорила, будто рассуждала:

– Обожала только своего сыночка… всё никак не могла подыскать ему подходящую невесту… Считала всех хуже себя… в усыпальнице устроила ему чуть ли не музей: гроб из мрамора с резьбой и фигурками на нем, обшитый внутри бархатом, дорогущими нитями, постеленный ковер с Востока… черт знаешь что… А на день рождения своей же подруге преподнесла чужую флейту, дабы не тратиться, и заявила, что она была привезена специально для именинницы из Рима!

Девушка не на шутку взбунтовалась, ее тонкие губки в ненависти поджимались, обнажая зубы в оскале. Мэделин очень не хотела видеть ее в такой злобном виде, куда приятнее та жизнерадостная и дружелюбная подружка. Она было хотела спросить, что случилось с сыном Эстер, но Беатрис пребывала не в духе и лишнее упоминание вызвало бы только больше негатива, поэтому Мэделин не стала. К тому же теперь она поняла, что сын Эстер был неродным Говарду. В голову пришло сравнение подарка флейты, как и исключительной вазы от Балтуса… Богатые, но скупые… или просто экономные?.. Затем, дабы успокоиться, Беатрис вдруг достала из комода небольшой альбом и стала показывать фотографии ее семьи, в основном себя и матушку, так как отец не любил фотографироваться, по его мнению, сей аппарат забирал душу, поэтому лучше использовать на умерших, что часто делали в свое время. Впрочем, церковь такого же мнения и ратовала против дьявольских штук, как называла их. Таким образом, в альбоме находилась лишь одна фотография Дэвида еще в молодом возрасте.

– Мы как-нибудь съездим и тоже сфотографируемся у мистера Бернара, – сказала уже повеселевшая Беатрис про изобретателя.

– Я слышала, это дорогое удовольствие… – поскромничала Мэделин.

Подружка отмахнулась.

– Только не для моей семьи… К тому же добрый самаритянин мистер Бернар испытывает свои изобретения бесплатно… для любых желающих…