Острые углы (СИ)

Лера тяжело вздохнула. Боль, которая так и не прошла, окольцевала голову с новой силой. Полевой привлек ее к себе. Несмотря на то, что они были на улице и мимо них ходили люди, а возможно и их знакомые, Лера не смогла его оттолкнуть. Она так остро нуждалась в этом крепком объятии, в силе и надежности, которые всегда чувствовала, находясь в его руках. Уткнувшись носом ему в шею, она обняла его за спину. Лёшка крепко стиснул плечи и прижался губами к ее виску. Они постояли так пару минут, потом он ее отпустил. Заправил за ухо выбившийся локон и, не удержавшись, коротко поцеловал в губы, чему Лера тоже не сопротивлялась.

— Езжай домой, ты и не спала, наверное, сегодня.

— Нет, не смогла.

— Я тоже. Ждал, пока операция закончится, потом когда от наркоза отойдет, потом за родителями мотался в аэропорт… Тоже сейчас поеду домой спать.

— Пока, — сказала Лера и села в машину.

Она все еще чувствовала тепло, там где ее касались Лёшкины руки. Чтоб сохранить его подольше, Лера обхватила себя за локти и вжалась в сиденье.

Глава 12

Полевой был уверен, что дядюшка обязательно наведается к нему с разборками, и не ошибся. Назаров появился вечером. Был мрачен, пилил его хмурым взглядом, но почему-то не спешил начинать неприятный разговор.

Алексей тоже молчал, по-прежнему считая, что не обязан никому ничего объяснять.

Они уселись на кухне. Лёха сварил кофе, и поставил на стол две чашки.

— А есть что покрепче? — спросил дядя, не сделав ни глотка.

Лёха достал два бокала и бутылку коньяка.

— Ладно, не томи. Говори, что хотел сказать, и покончим с этим.

— А что тут скажешь, — вздохнул Палыч. — Умеешь ты, сынок, баб выбирать. Что это глупо, ты и сам знаешь. Хотя, как мужчина, я тебя понимаю, девица вон какая… Не скрою, сначала я разозлился, — признался он. — С другой стороны, ты ж ее не насиловал. Пошла в постель — значит, сама захотела. Девочка она взрослая и тоже, наверное, всё понимает… — Артем Павлович приостановился, сделав большой глоток коньяка.

Полевой пить не хотел — лишь пригубил, чтобы поддержать дядю.

— Только вот спишь ты с ней, а имеешь Соломатина. И этого он тебе не простит. Придется тебе самому свои проблемы решать, я тебе уже ничем не смогу помочь, — сказал Назаров.

— А я у тебя ничего и не прошу, — отрезал Лёха. — Я тебе сразу сказал, что это не твое дело. И не Соломатина. Это наше с Леркой…

— Ты не понял, — оборвал Палыч его жесткий монолог. — Не помогу, не потому что не хочу. Не смогу. Меня уже с тобой не будет… с вами…

— Что значит не будет? Ты опять уехать куда-то собираешься? — не понял Лёха.

Назаров грустно улыбнулся, и от этой улыбки у Полевого вдруг защемило сердце. Так бывает, что взглядом выразить можно больше, чем любыми красочными эпитетами.

— Умираю я, Лёшка.

— Ты че несешь? — выдохнул Полевой, невольно стискивая стакан до побелевших пальцев.

— Месяца два мне осталось, может, и того меньше.

— Какие два месяца… Палыч, ты о чем вообще? — он всё еще не мог поверить в услышанное, не мог уложить эти слова в своей голове.

— Успокойся, Лёш, и послушай меня, — твердо сказал Артем Павлович. — Я уже смирился. Уже обо всем подумал…

— Как это смирился? Что это? Рак? Давай поедем куда-нибудь. В Германию, Израиль… Хоть к черту на кулички. Надо же что-то делать. Ты не можешь просто опустить руки.

— Да был я везде. Поздно уже. Так получилось, — спокойно говорил Назаров.

— Тетушка… знает? — ему вдруг стало трудно говорить, будто его со всей силы ударили в солнечное сплетение.

— Никто не знает, кроме тебя. И ты никому не скажешь. Ни Ксении, ни Юлию.

— Каким образом? Как я смогу в глаза им смотреть? Знать и молчать? — повторял он не веря свои ушам.

— Сможешь, — жестко заявил Палыч. — Будешь знать и молчать.

— Зачем ты так поступаешь со мной? Зачем ты мне это сказал? — разозлился Лёха и вскочил с места, загремев стулом.

— Я не хочу, чтобы последние дни со мной обращались как со смертником. Не суетись, поздно уже, — поднявшись, обнял Лёшку за плечи, прижав к себе как ребенка: — Молчи, ладно? Ради меня.

— Так не может быть, Палыч… — глухо проговорил Полевой.

— Может, Лёш, может. Случилось.

— Я не смогу молчать, — повторил Лёшка, обессиленно опускаясь на стул.

— Сможешь. Ну, расскажем мы. Представь, что начнется. Слезы, истерики. Вот так же, как у тебя сейчас. Беготня всякая. Начнут меня по больницам таскать. Снова всё по десятому кругу, снова всё выслушивать, что я уже слышал. Не хочу. Какой смысл. Хочу дожить свои дни в покое и счастье. Больше мне уже ничего не нужно.

Полевой молчал, с трудом осознавая услышанное.

Назаров потянулся к бутылке коньяка, чтобы плеснуть себе еще. Заметив взгляд племянника, он усмехнулся:

— Да не смотри ты на меня так, мне уже всё можно. И ты прав, наверное, что хочешь жить по-своему. Я вот одной ногой в могиле и прекрасно понимаю, что с собой туда ничего не заберу. И ничего мне уже не нужно, только чтоб жена и дети были рядом. Главное, чтоб Юлий на ноги поднялся… пока я не сдохну. Хочу увидеть его здоровым.

— Поднимется.

— Ты только его не бросай, он один не справится. Обещай.

Алексей поднял на него взгляд.