— Скрыть я хотел не от вас, а о остальных. Вам бы сообщили.
— Когда? — не верила Лера.
— Никто не должен знать, что произошло.
— Об этом уже написали.
— Ерунда. Теперь напишут, что это фейк, а завтра я появлюсь в офисе, будто ничего не произошло.
— Поверить не могу, — ошарашенно проговорила дочь. — Даже не думай. Это безумие.
— Доченька, никто не должен знать, что я слаб и болен. В нашем мире — если запнешься, тебя тут же затопчут.
— Скажите ему, что этого делать нельзя, — обратилась Лера к доктору, хотя прекрасно знала характер отца и понимала, что всякие споры на этот счет бесполезны.
— Я говорила. — Женщина вынула иглу из вены больного и убрала капельницу. — Он не желает меня слушать.
— У меня завтра важное совещание, и я должен на нем быть.
Лера помогла отцу привстать. Он, морщась от боли, приподнялся, и она подложила ему под спину подушку.
— Отложи свое совещание.
— Нет.
Матвей вошел в спальню в самый разгар их спора, но поначалу не вмешивался, пытаясь вникнуть в суть разговора.
— Папа, это может плохо кончиться, — настаивала Лера. — Что за упрямство! Это не шутки. Ты не молод, чтобы так рисковать. Ты сейчас под препаратами и думаешь, что полон сил и здоровья, но это не так. Любое оперативное вмешательство — это стресс для организма. Тебе сейчас нужно отдыхать и беречь себя.
— Не обсуждается, — упрямо отрезал отец.
— Матвей, ты слышал? — Лера раздраженно вздохнула.
— Меня это не удивляет, — сказал сын. — Всё уже давно думают, что Соломатин робот, потому что человек не может столько работать. Это у вас семейное, ты тоже робот. Но на этот раз Лера права, и я с ней совершенно согласен. Об этом не может быть речи. Ты сейчас должен быть в постели.
— Я уже принял решение.
— Врача ты с собой, конечно, не возьмешь… — предположила Лера.
— Разумеется, нет. Я не собираюсь расписываться в собственной слабости.
Лера переглянулась с братом.
— Тогда тебе придется пойти с ним, — сказал Матвей. — Его нельзя отпускать одного. Вдруг ему плохо станет.
Они еще немного побыли с отцом, пока он ужинал, а потом оставили его одного. Было видно, что он сильно утомился, и ему нужен отдых.
— Мне не нравится эта идея, — сказала Лера.
— Мне тоже, но ты же видишь, что он никого не слушает. Единственный вариант, чтобы ты поехала с ним.
— Поеду, конечно.
Лера посмотрела на часы, и Матвей понял, что сестра собирается уехать.
— Ты не останешься?
— Мне надо кое с кем поговорить. Тем более завтра с утра надо быть в офисе, а тут у меня нет подходящей одежды. Из дома поеду. А ты оставайся.
Матвей покивал, догадываясь, что встретиться Лера хочет с Лёшкой.
— Что ты обо всем этом думаешь?
— Даже думать не хочу, — тяжело сказала она.
К тому времени, как она подъехала, Полевой был на месте. Ждал ее на улице, прислонившись в капоту своего джипа.
Лера заглушила мотор, порылась в сумке. Выругалась матом и вышла из салона.
— Сигареты есть? — еще раз ощупала карманы своих брюк, вроде бы проверяя наличие пачки.
Лёха молча оттолкнулся от машины, заглянул в салон, порылся в бардачке и вернулся, вручив ей пачку сигарет и зажигалку. Когда Лера написала, что хочет поговорить, он понял, что новость о покушении на Соломатина правда.
Еще ничего Лерка не сказала, но в ее карих глазах он уже видел и обвинение, и вынесенный приговор.
Море гудело с непрерывной глухой угрозой. Ветер швырялся песком.
Лера закурила, не зная, как начать этот нелегкий, но обязательный разговор.
Она стояла совсем спокойно, но ее спокойствие было напускным, а всё то страшное, что происходило, было у нее внутри.
Каким образом они ввязались в абсолютно безнадежные отношения, решив, что смогут с этим справиться…
— Ты же понимаешь, о чем я хочу поговорить.
— Подозреваю. Хотя надеялся, что ты просто соскучилась.
От его пристального взгляда ей стало нехорошо.
Она соскучилась. Так сильно, что ощущала почти физическую боль, но сейчас был неподходящий момент, чтобы поддаваться желаниям и чувствам. И не будет его уже… наверное…
— То есть это не фейк, — сказал Полевой.
— Нет. Но мы будем настаивать, что это так. Никто не должен знать о том, что на самом деле произошло.
— Понятно. И как он?
— В порядке. Относительно.
Полевой тоже взял сигарету, и они тягостно замолчали, забивая легкие едким дымом.
— Если предположить, что отец заказал Юлика… — сказала Лера с усилием, — я этого не одобряю… Это чудовищно. Но всё рано не приму вашу месть. Потому что он мой отец. Он. Мой. Отец, — резала она дрожащим голосом.
— Ты думаешь, что за покушением стоит моя семья?
— Ты мне сам говорил, что накажешь виновного, недвусмысленно обвиняя во всем моего отца. Проходит три дня — и в него стреляют. Совпадение?
— Я понимаю: это первое, что пришло тебе в голову, но мы не имеем к этому ни малейшего отношения, — резко сказал он.
Полевой и сам понимал, как нелепо звучат его слова, но ничего другого сказать не мог. Теперь они поменялись ролями. Он не только слова Леры повторял, но и чувствовал себя так же — несправедливо обвиненным.
— Ты, может, и не имеешь. А Артем Палыч? — в ее словах он ощутил не то чтобы неверие, но сомнение.
— Я бы знал.