Острый нож для мягкого сердца

Набросив платок на плечи и сжав тонкие губы, Марина выходит на улицу. Когда-то здесь жили греки, потом татары, но время и люди не пощадили их домов. Теперь город безлик. Только если выйти за его пределы, начнутся ряды виноградников, где контур каждого листа вырезан по-особому и даже сама земля, перестав быть плоской, вдруг вспухает и поднимается.

Несколько раз Марина видела на улице Катю в обнимку с молодым человеком. Марина раньше тоже дружила с ним, но теперь не могла вспомнить его имени. Ей показалось, что Катя ей улыбается, и сама пошла ей навстречу, смеясь. Но Катя, робко махнув рукой, поспешила скрыться за поворотом, уводя с собой кавалера. Марина успела прочесть на ее лице опасение и жалость. Наверное, это оттого, что она, Марина, связалась с иностранцем. Надо было бы побежать вдогонку за подругой, объяснить ей, что всё совсем не так, как она думает. Но Марина решила отложить все объяснения. Сейчас надо было думать об Ор-тисе.

На открытках не было обратного адреса, и она не могла ему написать, а хотелось. Например, о том, что она учится вязать. Что ящерица жива и бегает по клетке. Что в гостиницу вселился человек на костылях. Что вчера ее разбудил звук падающего дерева. Что в комнате завелась мышь и что страшно ставить мышеловку. Она знала, что если не донесет новостей до Ортиса, то они канут в небытие, – и ей становилось жаль всех этих событий почти до слез.

Девять улиц она проходила зигзагами, потому что это число казалось ей волшебным. Открытка не приходила; Марина удлиняла походы. Вдруг, вернувшись в измождении, она увидела яркую открытку в руках матери. Вырвала, засмеялась, прочла, потом заплакала, потому что следующей придется ждать еще очень долго. Вместо того чтобы разговаривать с Ортисом, она по ночам беседовала с его почерком на открытке.

Она пыталась представить себе жизнь Ортиса в дальних краях. Каждую ночь новые события возникали перед ней. То, когда она вспоминала темное его лицо, ей казалось, что он связался с какой-нибудь бандой, что мчится, отстреливаясь, на машине, потому и пишет редко и не может сообщить адреса. То мысли возвращались к его работе, и она представляла себе, что он стал уже министром, ходит с важным черным портфелем и говорит речи. Он вернется такой умный, а она останется дурочкой, и потому он с ней заскучает. Слезы навернулись на глаза. Но все это было настолько маловероятно, что глупо было бы от этого плакать. Он скорее всего скромно живет в маленькой квартирке и каждое утро просыпается с мыслью о ней, о Марине. Идет на работу, в такой жаре, пот катит градом по его телу. А что он делает потом? Идет выпить стаканчик в ближайшую пивную? Ведь ему, должно быть, одиноко и не с кем поговорить. А там звон стаканов, веселые голоса. Официантка в белом переднике, с брошью на высокой груди. Он ей говорит: «Красотка, а не нальешь ли мне...» И они друг другу улыбаются. Марина снова разрыдалась.

А утром, отодвинув занавеску, чтобы впустить солнце в комнату, она вдруг чувствовала, что счастливее ее нет человека. У нее есть возлюбленный, Ортис, самый прекрасный на земле мужчина. Другим, может быть, он показался бы уродом, но кто сказал, что они должны глядеть на него? Достаточно того, что она на него смотрит (будет смотреть). Он – ее, их ничто не сможет разлучить; и даже если они больше не увидятся в этой жизни, то встретятся в следующей. Все утро она пританцовывала, отправлялась бродить и ходила часами, по улицам взад-вперед, а радость постепенно оставляла ее, уступая место отчаянию. Вечером глядела на открытку и пыталась с ней разговаривать, но чем дольше смотрела, тем больше понимала, что это просто картон, на котором нарисована пальма.

свадьба

Она не знала, что Ортис, не меняя обличья, снова стал рекой. Размеренная жизнь его заставила побледнеть все воспоминания о прошлом. Утром, подходя к окну, он обязательно смотрел в угол двора и щелкал языком – такой у него был обычай. Выходя из дому, дотрагивался до притолоки. Он раскладывал бумаги на столе обязательно в пять стопок, ибо нечетное число было счастливым, а четное – несчастным. В этих маленьких ритуалах проходит весь день.

Марина отказывалась верить, что он забыл ее; но открытка все не приходила. Она виделась с Катей, если рядом не было ее ухажера, читала ей послания Ортиса и толковала их по-своему, а Катя, улыбаясь, пожимала плечами. Марина знала, что та ей не верит, и уже начинала сомневаться, верить ли ей самой. Может быть, думала Марина, она сама каждый день совершает какую-то ошибку, и именно это не дает ему вернуться. Или надо просто еще немного подождать.

Кате не хотелось звать ее на свадьбу, но они так долго были подругами до этой странной выдумки с иностранцем, что никак нельзя было не пригласить ее.

– Будем надеяться, – сказала Катя жениху, – что хотя бы на нашем празднике она перестанет говорить о себе.