Нервы вибрируют о стенки желудка, когда я робко стучу в дверь из красного дерева. Почти сразу же из-под нее доносится его глубокий, бархатистый голос.
— Входи.
Я сжимаю влажные от пота кулаки и напоминаю себе держать свой умничающий рот на замке и вхожу внутрь.
Рафаэль сидит на краю стола, уперев руки в бедра, и между его толстыми пальцами крутится фишка для покера. Его взгляд отрывается от пола, прочерчивает словно лазером путь вверх по моим ногам и груди, а затем сужается на моем лице.
Покерная фишка перестает вращаться.
— Это та форма, которую выдала тебе Лори?
Моё сердце замирает, и мне удается только кивнуть.
Его глаза снова опускаются вниз по моему телу, темнея с каждым квадратным дюймом. Почему у меня такое чувство, что он молча оценивает каждую мою черту по десятибалльной шкале? И почему мне кажется, что я набрала довольно низкий балл?
Его взгляд останавливается на моих бедрах, он натянуто улыбается, затем отталкивается от стола и бормочет что-то, чего я не улавливаю. Не могу сказать точно, но это звучало как
Мурашки пробегают у меня по шее, когда он проходит в дальний конец комнаты и встает спиной ко мне, лицом к большим французским дверям, обрамляющим угрюмое море. Он засовывает руки в карманы, широкие плечи напряжены.
Я чувствую, как смесь смущения и раздражения окрашивает мои щеки, потому что с каждой проходящей тяжелой секундой становится все более очевидным, о чем он думает.
Он нанимает людей определенного типажа, а я ему не подхожу. И теперь он задается вопросом, что, черт возьми, с этим делать, чтобы не попасть под дело о дискриминации.
Как раз перед тем, как желание послать его к черту пересиливает мое желание удержаться на этой работе, он оборачивается и застает меня врасплох гораздо более мягким выражением лица и командой из двух слов.
— Иди сюда.
Мой естественный инстинкт — нахмуриться и покачать головой, потому что мне все еще неловко за то, что я поддалась изгибу его пальца на свадьбе. Но в то же время в его тоне есть что-то настолько легкое и очаровательное, что это заставляет мое сердце забыть о следующем ударе.
Нелепо. Интересно, в этом ли его настоящая привлекательность? Не в его внешности или легком остроумии, а в том, что он обладает талантом отдавать грубые команды таким образом, что хочется следовать им, вместо того чтобы дать ему пощечину.
Мои ноги двигаются раньше, чем мой мозг соглашается с этим. Я останавливаюсь перед ним, достаточно близко, чтобы почувствовать тепло, исходящее от его тела.
Я и не знала, что от кубика льда может исходить тепло.
Я замираю, когда он протягивает руку и нежно обхватывает мою челюсть. Моя голова по его воле перемещается вверх и влево, так что я смотрю прямо на луну, ярко сияющую на фоне беззвездного неба. Его рука большая и горячая, если не считать ледяного кольца, прижимающегося к моей скуле.
— Как твоя голова?
— Нормально, — огрызаюсь я в ответ, прежде чем высвободиться из его хватки. Он легко отпускает меня, лишь весело ухмыляясь. Я определенно была не в своем уме, когда думала, что хочу, чтобы он обращался со мной так же, как с другими женщинами. Мне не нравится эта его сторона. Черт возьми,
— Присаживайся.
— Я бы предпочла постоять.
Делая вид, что не слышит меня, он тянется за листком бумаги на своем столе и изучает его.
— Пенелопа Прайс.
С тяжелым сердцем я понимаю, что он держит в руках мое потрепанное резюме. То самое, которое я набросала ранним утром под белыми огнями закусочной Дьявольской Ямы. Это паутина лжи, напечатанная на одной стороне листа А4, и мои пальцы дергаются, чтобы выхватить его из его рук.
Он делает несколько неторопливых шагов по комнате и наклоняет мое резюме к полоске лунного света, пробивающейся сквозь стекло.
Зеленые глаза сверкают, перебегая слева направо.
— Ты полгода проработала официанткой в казино Ураган в Атлантик-Сити?