Осуждённые грешники (ЛП)

Пенелопа делает шаг к нему, но он закрывает дверь перед ее носом. Захлопывает ее, на мой взгляд, слишком сильно, и странное раздражение скользит по моей коже, холодное и жесткое. Наверное, это во мне говорит джентльмен. По своей природе мне неприятно наблюдать, как мужчина — особенно тот, кто находится на моем содержании — разговаривает с женщиной подобным образом, даже если она мне не нравится.

Мое собственное лицемерие не ускользнуло от меня, потому что, черт возьми, всего несколько часов назад я сказал этой же девушке, что должен был ударить ее молотком по голове. Как и то, что я выхватил свой Глок на свадьбе, это было совсем не в моем характере. Самоконтроль лежит в моей основе, привязывая меня к себе, как якорь, и, тем не менее, кажется, он бросает вызов гравитации в тот момент, когда она появляется в моем поле зрения.

Неприятное чувство собственничества охватывает меня и затягивается петлей на моей шее. Это похоже на то, как если бы она была моей, чтобы на нее злиться. И никого больше. Определенно не у гребаного бармена Фредди.

Она отталкивается от двери и пробирается между столиками, на ходу подхватывая пивные бокалы и зажимая их на сгибе руки. Мой торс изгибается, как будто он привязан к ней, заставляя меня наблюдать, как подол ее платья скользит вверх по бедрам, а ткань декольте приоткрывает грудь каждый раз, когда она наклоняется, чтобы взять очередной бокал.

Раздражение вспыхивает в моей груди с каждым шагом. С каждым проблеском обтянутого колготками бедра и каждым проблеском черного лифчика. Черный. Конечно, у нее черный лифчик. Держу пари, он еще и кружевной. Наверняка она никогда не подбирает его к трусикам, и, говоря о трусиках, держу пари, они непристойны. Зубная нить, которую я мог бы разорвать зубами, или, по крайней мере, такие, которые едва прикрывают ее киску.

Чёрт, как же она раздражает. Я уже подумываю выбросить ее за борт, основываясь только на своих предположениях о ее предпочтениях в нижнем белье.

Прекрати это. Она едва ли достаточно взрослая, чтобы употреблять алкоголь. Я весь горю и как раз собираюсь закурить еще одну сигарету в попытке помешать частичной эрекции, образовавшейся в моих брюках, когда она внезапно перестает собирать стаканы. Неуверенно удерживая их в руках, она пересекает зону отдыха, подходит к перилам и смотрит на черный силуэт Побережья.

Ее глаза закрываются, и она запрокидывает голову к луне. Я не могу отвести от нее глаз. Густые ресницы лежат на бледных, круглых щеках. Ритмичные клубы конденсата вылетают из пухлых приоткрытых губ и уносятся тем же ветром, который заставляет танцевать ее длинный рыжий хвост.

Что-то нежелательное, неприятное горит в моей груди, но здравый смысл гасит это, как сильное дуновение гасит свечу.

Она не Королева Червей, для этого она слишком дикая. Нет, просто отвлекающий маневр с убийственным телом. Опасная, конечно, но только для слабовольных идиотов вроде моих кузенов и охраны, а не для такого мужчины, как я.

Настил стонет под моими ногами, когда я выхожу из тени, и Пенелопа тут же замирает. Ее глаза распахиваются, но не смотрят на меня. Вместо этого она пристально смотрит на море и сжимает челюсть, как будто знает, просто по звуку моих шагов, что силуэт, маячивший рядом с ней, — это я.

Мелочное веселье наполняет меня, когда я иду в ее направлении. У меня есть твердое намерение проигнорировать ее и вернуться внутрь. Рассматривать ее как расходную строчку в электронной таблице, а не как женщину, чьи трусики меня заинтриговали. Но, проходя мимо, я совершаю ошибку, украдкой бросая взгляд на ее руку, и замечаю, что ее кожа покрыта мурашками.

А потом я слышу, как стучат ее зубы.

Чёрт возьми.

Когда ее жалкая дрожь не прекращается, я снимаю пиджак и набрасываю его ей на плечи.

Несмотря на сильную дрожь, она замирает от моего прикосновения. Возможно, это потому, что я уже не раз угрожал лишить ее жизни, или, возможно, потому, что мои руки сжаты в кулаки вокруг лацканов пиджака, а костяшки пальцев слегка касаются мягких изгибов ее груди.

Фейерверк, подпитываемый одновременно раздражением и вожделением, взрывается внутри моей грудной клетки, когда я чувствую тыльной стороной ладони фактурную ткань под ее тонким платьем.

Кружево. Я знал, что это будет чертово кружево.

Я горяч, как печь, и тепло ее спины, прижимающейся к моей груди, только разжигает огонь. Она сделала шаг назад, или я сделал один вперед?

Не знаю, чья это вина, но теперь я чувствую, как бьется ее сердце по другую сторону позвоночника, и мне не нравится, что его ритм совпадает с моим собственным. Какой-то голос в моей голове говорит мне отступить. Говорит, что я ничем не лучше своих кузенов-извращенцев, потому что притворяться рыцарем только для того, чтобы получить удовольствие — это то, что сделал бы Бенни.