Осуждённые грешники (ЛП)

Как ни странно, именно Анджело оказался в эпицентре одного из самых ярких воспоминаний моего детства. До сих пор не знаю почему, но помню, как в одиннадцать лет отец притащил меня на совместные похороны Алонсо и Марии Висконти. Он разбудил меня еще до восхода солнца, натянул мне через голову розовый джемпер и повез нас к церкви на утёсе. Он дал мне термос с горячим какао и сам глотнул чего-то покрепче. А потом вместе с другими местными жителями в ярких одеждах мы наблюдали с автобусной остановки через дорогу, как братья Дьявольской Ямы хоронят своих родителей.

В какой-то момент Анджело Висконти посмотрел в нашу сторону, и ему явно не понравилась пьяная ухмылка на лице моего отца.

Поэтому он достал пистолет.

При воспоминании об этом по моему телу пробежала дрожь.

— Предложение о носках все еще в силе, — шепчет мне на ухо Мэтт.

— Держу пари, у тебя самые вонючие ноги на планете, — бормочу я в ответ. Я ухмыляюсь в ответ на его смешок и возвращаю свое внимание к началу.

Пока невеста не пошла к алтарю, я была на 99% уверенна, что этот брак не был заключен по обоюдному согласию. Но потом Анджело обвил руками талию Рори, что-то прошептал ей, и она засмеялась так сладко, что у меня заболели зубы. Теперь, когда Анджело произносит свои клятвы, у меня болит другая часть тела.

Он говорит негромко и тихо, как будто ему совершенно наплевать, что никто, кроме Рори, не слышит его клятвы. То, как он смотрит на нее, подтверждает это. Как будто она — единственный человек в Заповеднике, во всем мире, и если бы так было до конца его жизни, то он был бы вполне доволен этим.

Я подношу руку к груди, напоминая сердцу о том заезженном монологе, который я произнесла Мэтту ранее. Любовь — это ловушка. Но я не могу не задаться вопросом: неужели несколько лет невежественного блаженства хуже, чем вообще никогда не испытывать блаженства?

— И вот настал момент, которого мы все ждали, дамы и господа, — священник поднимает глаза от своего iPad и делает драматическую паузу. — Теперь вы можете поцеловать невесту.

В море аплодисментов и криков рука Анджело находит затылок Рори, и его ухмылка тает на ее губах. Их поцелуй настолько интенсивен, настолько горяч, что мне кажется, будто я наблюдаю за ним через скрытую веб-камеру в их спальне. Чувствуя, как от дискомфорта розовеют мои щеки, я ерзаю на стуле и перевожу взгляд вправо.

Сбоку от беседки на меня уже смотрит пара глаз, полных зеленого очарования, от которого шум вокруг стихает, словно он доносится из соседского дома. Я задерживаюсь на них менее чем на полсекунды, прежде чем отвести взгляд, ослабленная шелковым ядом, который он влил мне в уши ранее. Спохватившись, я почти сразу же оглядываюсь, но уже слишком поздно. Он проводит большим пальцем по своей торжествующей ухмылке и поворачивается, чтобы пробормотать что-то на ухо Нико.

Почему мне кажется, что я только что проиграла в игру, о которой я и не подозревала?

Почему я шагнула к нему, когда он меня поманил?

Сжав руки в кулаки, я встаю и отталкиваюсь от потока людей, несущихся к молодоженам. Как бы мне ни хотелось поздравить Рори с замужеством прямо сейчас, идти к беседке — значит идти к Рафаэлю Висконти, а я не хотела бы оказаться в радиусе пяти метров от него.

Потому что в баре мне явно было трудно сопротивляться его гравитационному притяжению.

Несмотря на то, что во время церемонии я улыбалась и смеялась везде где нужно было, я потратила много времени, роясь в самых темных глубинах своего сознания в попытке отыскать Рафаэля в своих детских воспоминаниях.

Я не понимаю, почему я его почти не помню. Даже с похорон его родителей. Нельзя сказать, что он совсем... незапоминающийся. Конечно тогда я была совсем мелкая, а ему было бы лет двадцать — даже больше, чем мне сейчас. Я помню Анджело, потому что никто не забывает лица наводящее оружие, и я помню Габа, их младшего брата, потому что кто, черт возьми, может сказать, что не помнит Габа?

Когда смокинги и атласные платья проносятся мимо меня, я украдкой бросаю взгляд на Габа и тут же жалею об этом. Господи, да он и вправду словно из ночного кошмара. Он еще выше и шире своих братьев, а из-под каждого подола, воротничка и манжета его костюма неприкрыто проступают татуировки. Он не улыбается, даже на свадьбе брата. Наверное, я бы тоже не улыбалась, если бы у меня был шрам от брови до подбородка.

Я вздрагиваю и выхожу к алтарю. Я просто направлюсь к бару, возьму Мэтту и себе по напитку и подожду, пока толпа поредеет, чтобы выразить свои...

— Пенни! — ветер доносит до моих ушей женскую трель, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть Рори, протискивающуюся сквозь толпу, чтобы добраться до меня. Мы встречаемся взглядами, и она расплывается в огромной ухмылке. — Я так и думала, что это ты. Я бы узнала эти рыжие волосы где угодно.

Я заключаю ее в теплые объятия, вдыхая ее сладкий аромат.

— Ты такая красивая! Поздравляю тебя со свадьбой.