Осуждённые грешники (ЛП)

Я делаю то, что мне говорят. Он бросает её обратно на сиденье, прежде чем завести двигатель и включить печку. Очевидно, он ошибочно принимает мой дискомфорт от того, что я застряла с ним в машине, за холод. Правда в том, что мне совсем не холодно. Несмотря на то, что я промокла до трусиков, я вся горю. Моя кровь становится еще горячее, когда Рафаэль отстегивает ремень безопасности и поворачивается всем телом, привлекая ко мне все свое внимание.

Тяжесть его взгляда ложится на мое лицо. Пытаясь избежать этого, я разворачиваю бургер и откусываю кусочек. Капля кетчупа стекает по моему подбородку и с плеском приземляется в картонную коробку.

Рафаэль тихонько хихикает.

— У тебя всё лицо в кетчупе, — он поднимает руку, и на мгновение мне кажется, что он собирается наклониться и вытереть его с моего подбородка.

Но, конечно, он этого не делает. Господи, зачем ему это? Он просто опирается локтем о подлокотник и проводит двумя пальцами по губам.

Хотя глупо было предполагать, что он прикоснется ко мне, тот факт, что он этого не сделал, вызывает у меня сильную дрожь разочарования. Я справляюсь с этим единственным известным мне способом: веду себя, как стерва.

Я роюсь в его пиджаке на коленях, достаю из кармана шелковый платок и вытираю им рот.

— Спасибо.

Жесткая усмешка, появляющаяся на его губах, возвращает мир в прежнее русло.

— Ты не голоден?

Он смотрит на меня так, словно я пригласила его потанцевать под дождем голышом.

— Разве я похож на того, кто ест такое дерьмо?

Инстинктивно я опускаю взгляд на подтянутый живот под его полупрозрачной рубашкой и прогоняю все навязчивые мысли из головы очень большим куском своего бургера. Ни за что на свете.

— А что же ты тогда ешь? Кровь сорока девственниц на завтрак или что-то в этом роде?

Он ухмыляется.

— Что-то в этом роде.

— У меня всегда были подозрения, что ты вампир.

Снова окинув бесстрастным взглядом мои ноги, он добавляет нечто такое, от чего мое сердце замирает.

— У меня есть к тебе вопрос.

Я перестаю жевать и бросаю взгляд на ручку двери, но она со щелчком закрывается, как будто Рафаэль может читать мои мысли. Он переключает свое внимание на лобовое стекло, откидывается назад и проводит ладонью по горлу.

— Почему ты не спишь по ночам?

Мой бургер падает на колени с жалким стуком.

— Может, я тоже вампир?

— Пенелопа.

Его голос обволакивает мое имя, как объятие, заставляя мои веки сомкнуться. В нем чувствуется идеальная буря нетерпения и мягкости, и, наверное, именно поэтому правда срывается с моих губ.

— Плохие вещи случаются по ночам, — шепчу я.

Его челюсть напрягается, но он по-прежнему не смотрит на меня.

— Например?

Например, взрослые мужчины вытаскивают меня в переулок и задирают платье. Однако я остановлюсь на другом примере. Тот, который не причиняет такой боли.

— Мои родители были убиты ночью, — я смотрю на часы на приборной панели. — Точнее, в три сорок утра. Это время, когда нужно бодрствовать и быть начеку, а не спать.

Он медленно кивает. Я не могу прочесть выражение его лица, даже когда прищуриваюсь, но он определенно не удивлен. Я думаю, что он, вероятно, провел свое исследование, прежде чем дать мне работу, и, кроме того, такие мужчины, как он, относятся к смерти как к части мебели: она всегда рядом и на нее легко закрыть глаза.

— Разве ты не можешь бодрствовать и быть начеку в своей квартире?

— Нет.

В его взгляде вспыхивает раздражение.

— Ты не застрахована от того, что тебя могут запихнуть в багажник, Пенелопа.

Значит, мы возвращаемся к тому, чтобы произносить мое имя именно так.

Довольная тем, что удалось уйти от темы родителей, я отпиваю молочный коктейль и пожимаю плечами.

— Я везучая, помнишь? Я доказала это в телефонной будке.

— Ты не везучая, — огрызается он.

Вместо того, чтобы огрызнуться в ответ, я роюсь в карманах его пиджака и нахожу монету. Я держу ее между нами, и по моему лицу медленно расплывается улыбка.

— Орел или решка?

Он вздыхает, откидывается на подлокотник и прячет свой интерес за костяшками пальцев.

— Хорошо. На что ставим?

— Если ты выигрываешь, то получишь свои часы обратно, — я машу запястьем перед его лицом, его часы скользят по нему вверх-вниз. — Если я выиграю, ты съешь этот бургер.

— Орел.

По щелчку моего большого пальца четвертак кружится в воздухе и со стуком падает на центральную консоль. Я оглядываюсь и смеюсь, а затем бросаю жирный пакет ему на колени.

— Приятного аппетита.

Он хмурится и разворачивает бургер кончиками пальцев. Но потом я сама оказываюсь в глупой ситуации, потому что, когда он сжимает бургер обеими руками и заглядывает в мою гребаную душу, откусывая нелепо большой кусок, горячее, раздражающее вожделение опускается к низу моего живота и обжигает клитор.