Освободитель

Генрих перекрестился, благодарно поцеловал клинок своего меча, вытер его о юбку какого-то мертвого шотландца, спрятал в ножны. Пошел дальше, осматривая затихшее поле брани. Тела, тела, тела… Очень многие — в полных рыцарских доспехах. Ланкастерцы, йоркширцы, кардифцы и нотиргемцы. Самые преданные, храбрые, честные. Битва далась им нелегко. Но жертвы того стоили — враг истреблен, и теперь вряд ли кто из шотландцев посмеет вторгнуться во владения английской короны.

— Будь я проклят! — Молодой граф Камберлен, в бурых от запекшейся крови доспехах, пнул ногой тело какого-то шотландца.

— В чем дело, сэр Эдуард? — удивился такой несдержанности король.

— Цвета! — опять толкнул ногой мертвеца рыцарь. — Посмотри на юбки убитых, на цвета кланов, мой король. Кохрен, Иннс, Крихтон, Ирвинг, Гибсон, Майорибэнкс, Кроуфорд, Дьюар, Дэннистун, Барклай, Инглис, Гатри, Локхарт, Баннермэн, Макдафф… Все те, кто ненавидел герцога Олбани, враждовал с ним, стремился свергнуть, находился в оппозиции. И при всем том ни одного цвета кланов равнинных или родовых цветов наместника. Похоже, после этой нашей победы он, наконец-то, станет полновластным и абсолютным властелином Шотландии.

— Ты хочешь сказать, мои лучшие рыцари пожертвовали собой ради того, чтобы избавить герцога Олбани от его оппозиции? — облизнул пересохшие губы Генрих.

— Или герцог пожертвовал своей оппозицией, чтобы лишить тебя рыцарей, — пожал плечами граф. — Но в любом случае, лучше бы этой битвы не случалось.

— Проклятие! — Генрих закрыл глаза и чуть не застонал от отчаяния: — Йоркширцы, ланкастерцы, нотиргемцы… Небеса, за что? Как я буду без вас? — Король поджал губы, перевел дух и тут же взял себя в руки: — А теперь поклянись мне, рыцарь, что больше никому и никогда не расскажешь об этом открытии. Мы победили! И ничего более моей армии знать ни к чему…

* * *

В эти самые минуты великий князь и император тоже скрежетал зубами и тихо ругался, видя впереди линию из многих сотен воинов, перекрывших путь через поле:

— Вот проклятие! Вот я идиот! Надо же было так промахнуться?! У меня в планах войны с бургундцами вообще не было. Они должны были сразиться с арманьяками, после битвы тех против англичан.

— А разве арманьяки выступили против англичан? — удивился барон ван Эйк.

— А как бы ты поступил, имея под рукой уже собранную армию и получив известие, что твой исконный враг ослабил осаду твоего города, отведя две трети войск?

— Наверное, поспешил бы прихлопнуть тех, кто остались, — пожал плечами пират.

— Так вот именно сейчас Генрих английский отъехал на остров, забрав с собой пять тысяч воинов из восьми.

— Может быть, сказать это им? — кивнул на полки за полем барон. — Вдруг они уйдут воевать с англичанами?

— Это бретонцы, — покачал головой Егор. — Они против англичан не воюют, они на нас охотятся. И все из-за моей глупости. Но я тоже человек! Всего на свете предусмотреть не могу!

— Можно чуть подробнее, мой император? Не могу уследить за ходом твоих рассуждений.

— Если бы ты узнал, что где-то рядом с твоим домом, на твоей улице, у твоей меняльной лавки появился некий барон Антониус Вандервельде ван Эйк номер два — ты бы как поступил?

— Отловил бы славным погожим днем, тихо свернул шею и незаметно утопил в канале, пока он не поселился в моем доме и не начал получать мое золото по моим распискам.

— Этой весной во Франции появилась некая рыжая ведьма, называемая арманьяками Бретонской герцогиней, притом об этой красавице доброжелатели растрезвонили по всем углам. И ладно бы дело ограничилось колдовством. Однако несколько дней тому рыжая Бретонская герцогиня прорвала английскую блокаду и доставила в Арфлер караван с продовольствием. Под герцогским, заметь, званием. А потом вдруг заявилась в Бретань с пятью сотнями воинов. Как бы ты поступил на месте герцога Бретани?

— Пожалуй, я отъеду к заводным и поменяю щит, — решил воин.

— Вот-вот… — Егор перекинул свой на переднюю луку седла, надел шлем, затянул ремень под подбородком. — А я такого естественного, даже обязательного поступка Жана Бретонского не предугадал. Лопух, проворонил! Ведь чего бы проще взять и уйти вместе с кочами в Эдинбург? И ничего бы этого не случилось…

На виду врага воины готовились к бою. Надевали шлемы, разбирали рогатины, застегивали крючки брони, брали в руки щиты, открывали саадаки. Конница и пехота напротив выжидала, подняв пики к небу.

— Их всего две тысячи, — вернулся на свое место барон. — Нас меньше, но зато снаряжение на голову лучше. Да и мастерства, мыслю, поболее будет. Пехота, вон, вообще бездоспешная. По ближним деревням поди набирали. Бог даст, стопчем. Да и рыцари, мыслю, токмо разбойников по дорогам гоняли. Опыта серьезной рубки нет. Бретань ведь в стороне от войны отсиделась. И от усобной, и от английской.

К путникам подъехали трое всадников в доспехах, но без шлемов, остановились в полусотне шагов, один начал кричать.

— Переведешь, барон? — попросил Егор.