Освободительный поход

Для генерала болгарской Армии Владимира Стойчева, лихо надвинувшего козырек фуражки на один глаз, это было предвкушение момента национального торжества, нечто вроде публичного убиения и погребения престарелого Змея Горыныча, после чего для его народа начнется украсно украшенная, лепая со всех сторон жизнь. Исторический союз с Германией, куда Болгарию втравила ее европейски образованная элита, не решал этот вопрос вовсе, ибо на протяжении почти всей своей истории Турция по большей части была надежным антироссийским оплотом, а редкие периоды российско-турецкой дружбы воспринимались в Европе как исторические недоразумения. И вот теперь именно болгарская армия, вкупе с русскими братушками, поставит последнюю точку в существовании этого страшного и уродливого госудобразования, веками жиревшего на крови и слезах соседних народов.

Для генерал-лейтенанта Деникина (в этом звании служившего в Русской Императорской Армии, Вооруженных Силах Юга России и Рабоче-крестьянской Красной Армии), Босфорско-Дарданелльская операция, являющаяся составной частью плана «Нахимов», тоже воплощала собой все самые заветные мечты. Только вот ему было немного обидно, что это историческую операцию проводит не русская императорская армия, которая готовилась к ней чуть ни не с Петровских времен, а проклинаемые белой эмиграцией большевики, поймавшие такой момент, когда мощь их Красной России стала сопоставима с мощью всей Объединенной Европы. А может, дело в том, что только при большевиках-сталинистах экономическая мощь России стала хоть немного соответствовать ее размерам. Географическая огромность, которая так долго пугала европейских политиков, наконец-то обрела реальное содержание. И именно к генералу Деникину командующий фронтом и обратился в первую очередь – так сказать, с персональным напутствием.

– Значит, так, Антон Иванович, – сказал Рокоссовский, – вашей бригаде в предстоящей операции отводится одновременно и самая трудная, и самая почетная роль. Именно ваши бойцы будут штурмовать в лоб бывшую столицу Османской империи. По данным нашей разведки, турки спешно готовят город к обороне, сооружают баррикады, формируют отряды городского ополчения из всяких фанатиков, поклявшихся умереть, но не пустить в город урусских гяуров…

Деникин в ответ сдавленно хихикнул.

– В первом вопросе мы им, Константин Константинович, обязательно поможем, – отсмеявшись, сказал он, – доставка прямо к гуриям фирмой гарантируется, а вот не пустить нас в город у них, извиняюсь, вряд ли выйдет. Не тот класс команды.

– Набрались вы, Антон Иванович, разных словечек у своих инструкторов, – поморщился Рокоссовский, – ну да ладно. Должен сказать что, штурмовать вы будете Старый Город, который и есть, собственно, Константинополь времен Византии. В этом вам помогут обычные, немеханизированные штурмовые батальоны, ведь ваши штурмовые самоходки и машины поддержки пехоты не везде пролезут. К тому же с верхних этажей средневековых домов, карнизами висящих над улицей, на боевые машины слишком легко и удобно сбрасывать всякую дрянь, вроде бутылок с бензином и ручных гранат.

– Ничего, – хмуро ответил Деникин, – прорвемся. В Белграде против нас, чай, не турецкие оборванцы были, а немцы с усташами – и то так им дали, что только брызги в стороны полетели. Много хороших офицеров мы там потеряли, но еще больше пришло под наши знамена даже из тех, что первоначально пошли с Красновым. С сатанистом Гитлером русским не по пути.

– Хорошо все, что хорошо кончается, господин Деникин, – проворчал в усы Буденный, – лучше было бы, если бы ваши приятели царские ахвицера и вовсе не ходили вместе с Красновым воевать против собственного народа – ни в Гражданскую, ни тем более сейчас. Но взыграла барская спесь: как же, сермяжное быдло – и у власти…

– Семен Михайлович, – быстро, пока Деникин не успел вспылить, проговорил адмирал Ларионов, – вы же должны помнить, что время ТОГДА было такое смутное, что многим ни черта не было понятно, не то что СЕЙЧАС. К тому же еще существовало такое явление, как месье Троцкий со своей камарильей углубителей революции, которые, даже захватив в стране всю власть, продолжали разрушать ее с неистовством безумцев. Не было бы их, не было бы и белого движения, гражданской войны, двадцати миллионов погибших и двух миллионов эмигрантов, а немногочисленные противники товарища Ленина ограничились бы ворчанием на кухнях…

Деникин хотел уже было поблагодарить адмирала Ларионова за заступничество, а Буденный возразить, как Рокоссовский вроде бы негромко, но внушительно рявкнул: